мистическая мелодрама Продолжительность: 104 Россия 2004 Режиссер: Рената Литвинова Продюсер: Елена Яцура, Сергей Мелькумов, Рената Литвинова Сценарий: Рената Литвинова В ролях: Рената
Литвинова, Максим Суханов, Светлана Светличная, Виктор Сухоруков,
Дмитрий Ульянов, Константин Мурзенко, Константин Хабенский, Елена
Руфанова, Андрей Краско и др. Музыка: Игорь Вдовин, Ник Кейв, Земфира Рамазанова Оператор: Владислав Опельянц
19.11.2004
За мной, читатель! Я поведу тебя в поэтический кинематограф Богини.
Но ты не бойся - там всё просто и лица все знакомые, как на новогодней
тусовке ОРТ. Если тебе под сорок, вспомни спящую Веру Павловну из
непременной к прочтению в школьные годы растрёпанной нетленки
Чернышевского. Представил? Теперь представь себе Нину Петровскую (она ж
- Рената из брюсовского "Огненного ангела") - героиню очерка Владислава
Ходасевича для дополнительного чтения современного гимназиста - и посади
её в захолустную милицию, в качестве спящей с вечного похмелья и,
натурально, видящей кошмар Насти Каменской. Теперь хорошенько обваляй в
муке представленное и с чрезвычайной осторожностью, чтоб не развалилась,
положи готовую сомнамбулу на противень, на самый слабый огонь.
Не забудь про гарнир. К запечённой сомнамбуле лучше всего подойдёт
винегрет из триллеров в духе поздней Киры Муратовой (отказавшейся
сниматься в этом обеде нагишом, как и Нонна Мордюкова) и Дэвида Линча,
под соусом a-la Жан Кокто и Луис Бунюэль, для аромата спрысни кашицу
подтухшим совком (ну что-нибудь такое из картин с участием немолодой
Орловой), добавь тоскливых шьямалановских ёлок-палок и невразумительных
диалогов, типа: "Ты кто?" - "Я - мама!" - "А я тогда кто?" - "Ты - ..."
- "Ах, дура я, дура!" - "Ну тогда пойдём выпьем водки" - "А как же
любовь?" и т.п.
Кушать, в общем-то, подано. Но, дорогой мой, помни, ежели ты
станешь употреблять всё это в сколько-нибудь сносных условиях, к
примеру, в мягком кресле перед цветным широкоэкранным "Панасоником",
никакого удовольствия не получишь. Для кайфа надобно найти советскую
пельменную под названием "Лепесток" - забегаловку с отродясь немытыми
полами, покрытым копотью потолком, осклизлыми стенами и жирной оловянной
посудой, благоухающую букетом из пригоревших щей на кухне, а также
провонявших рыбой, кислым пивом и потом спецовок ханыг-работяг, что
заправляются бок о бок с вами, разливая под столом третью поллитру.
Только тогда, только тогда ты вкусишь настоящее блаженство!
Кушай, однако, неторопливо, разглядывая невесть откуда появившиеся
на облезлых стенах "Лепестка" картинки из вражеского журнала "Вог",
приглядываясь к лицам обрюзглых соседок, прислушиваясь к их незатейливым
разговорам о бабьей доле. Право, не торопись, на службу успеешь, тем
более что она, служба, как известно, и опасна, и трудна: один наш
простой хороший человек у соседей болонку задавил, а они у него за то
дочурку-первоклассницу украли, собираясь то ли заспиртовать её в ванне,
то ли чучело из неё сделать, а потом, наоборот, решили только притопить
слегка - и, перед тем как совершить групповое харакири, отписали ей всё
своё имущество: ежели, мол, выживет, то и получит. А знай наших! Тех,
которые супу поели - и двинули немца из небытия вытаскивать.
Да ЧТО там болонка с девчонкой, тут наши опера профессора небритого
взяли - псих и наркоман оказался, а ещё лысый! Тот им: да я так,
погулять вышел, первый раз в жизни в метро спустился, я ж, блин,
профессор, это самое, жена у меня померла, зовёт каждую ночь, давай,
мол, Мишка, ко мне, в сказочный лес... ДА ЧТО там профессор лысый, тут
Колян каженный день пристаёт, чтобы полюбила, а мне этот Колян, типа
того, ну не то, чтобы совсем уж противен, а так - я к маме покойной
хочу, в шьямалановский лес с мухоморами. Кстати вот, о мухоморах. Витя
Пелевин, дай ему Бог крепкого кайфа, шибко про них написал. Читали? Нет?
А вот мама моя читала, несмотря что давно покойница. Скажи, мам!
Да ЧТО там Витя с мухоморами, тут вон Костя Хабенский заложницу
взял - с бодуна, что ль, был или в сумраке лишку пересидел, тётку
толстую-разнесчастную, страшилище какое, господи прости, да ещё с
ножиком столовым в груди, но живая, SOS-у кричит, бедолага... ну вот,
пока я, закрыв глаза, чтоб кровь в них не брызнула, ножик из неё
вытаскивала, Костя взял и из окошка выкинулся, прямо как в фильме у
братьев Коэнов... И полетел, полетел, ну, типа того, весь в движении...
Костя, значится, полетел, а я к профессору пошла, он зеркала
старинные собирает, грит, в них, когда они не подделки попадаются,
жену-покойницу видит, разговаривает с ней, маму мою, грит, тоже видел,
отчего-то голую, белую всю, рахитичную прям, вот оно что старость-то с
людьми делает, а может, и не старость это, а за грех она ответ держит,
зря, что ль, кричала-то на весь мир, не виноватая, мол, я - он сам
пришёл... красивая была женщина, типа, это самое, как я прям...
Ну, пошла и пошла, мусор из херцоговского "Носферату" огибая.
Пришла, типа, и говорю. Или не говорю? Да чего говорить-то и с кем?
Профессор уже в отключке, а Ка моё, что из зеркала выпрыгнуло, вообще,
хоть красивое, как и я, разговаривать не умеет. Ну я его, это самое, за
шмотками отправила, пусть развлекается - мне-то некогда всё: то Колян с
коньяком, то сосед с косяком, то усну в ванне и на маму в мухоморах
смотрю.
Я вообще-то, как Любовь Орлова, нет, как Марлен Дитрих (только я
покрасивше буду), песни петь люблю, наши, современные, простые, типа
"Фаина, фай-на-на, фай-на-на". Про любовь. Люблю, когда хором поют.
Выпьют в "Лепестке" и поют. А и то правда: никого не люблю, а петь
люблю. Про любовь... любовь... любовь... любовь...
Вообрази, читатель, что ты - склонная к суициду неказистая
восьмиклассница, позавчера перебравшая, вчера обкурившаяся, сегодня...
н-да...
Вообрази, в общем, - и ты увидишь в этом третьесортном бедламе, в
третичном бреду этом "абсолютно "авторский" фильм, в котором... в
отчетливой индивидуальности "Богини" видна сила Литвиновой-режиссера".
Вообрази, говорю, и ты поймёшь, что это правда: "Ренатой Литвиновой
невозможно не восхищаться. Она - самопровозглашенная наследница див
прошлого века, сама себя придумавшая "Богиня"" (Utro.ru). И, таким
образом, узнаешь наконец, что такое подлинный авторский и поэтический
кинематограф. Это, типа того, песня (не зря Гейне называл её, не
Литвинову - песню, критерием самобытности художника), это самое,
эстрадная песня, нынешняя, вся состоящая из одного аккорда и одной
фразы. Но подлинный гений, истинная Богиня и здесь совершила переворот,
доведя аккорд до ноты, а фразу до одного глагола, выдав в финале того,
как она полюбила, пятидесятикратный повтор. Чтоб, значит, ты понял,
зритель, чтоб, типа того, не усомнился: она - какое счастье! - сама себя
тебе провозгласила, а ты теперь хавай.