ПОСЛЕДНЯЯ ДОРОГА

историческая драма
Продолжительность: 95
СССР 1986
Режиссер: Леонид Менакер
Продюсер:
Сценарий: Яков Гордин, Леонид Менакер
В ролях: Александр Калягин, Вадим Медведев, Ирина Купченко, Елена Караджова, Иннокентий Смоктуновский, Гедиминас Сторпирштис, Андрей Мягков, Анна Каменкова, Сергей Сазонтьев, Вячеслав Езепов, Альберт Филозов, Иван Краско, Всеволод Кузнецов, Сергей Жигунов, Александр Романцов, Виктор Шульгин, Ольгерт Кродерс, Римма Маркова, Михаил Глузский
Музыка: Андрей Петров
Оператор: Владимир Ковзель

---

09.12.2004

Этот замечательный, умный, напряжённый, глубоко трагический фильм, одновременно мифологичный (как сам Пушкин – великий мифотворец, как сама жизнь наша – бесконечный и безысходный миф) и точный в историко-культурном плане, но главное - по большому счёту художественный, прекрасно снятый и столь же прекрасно разыгранный лучшими отечественными актёрами, к сожалению не известен многим его потенциальным зрителям в среде учителей и учащихся. Вышедший в 1986 году, он попал под локомотив перестройки, когда гражданам бывшего СССР было, увы (и напрасно!), не до Пушкина, а в последующие годы, по-видимому, не потрафил вкусам власть поимевших и в результате, кажется, даже по телевидению был показан всего несколько раз.

А между тем то, что сумели сделать Леонид Менакер и Яков Гордин за полтора часа экранного времени, не удавалось ещё никому. И может быть, никому больше не удастся.

О чём я говорю? О том, что, во-первых, в фильме внятно, подробно, но и без излишеств рассказана история последней дуэли и гибели Пушкина, причём рассказана устами представителей всех основных заинтересованных сторон. Во-вторых, каждая из сторон (дружеское пушкинское окружение и его семья, круг Геккерна-Дантеса, государственный аппарат и III отделение, литераторы, военные, мещане, простонародье) не просто высказывается на экране, но представлена характерами яркими, запоминающимися - как реально существовавшими (например, Леонтий Дубельт, человек неординарный, но «всю жизнь замаливающий грех дружбы с Пестелем», или Сергей Уваров – в молодости член вольного братства арзамасцев, а затем николаевский министр просвещения, автор пресловутой формулы «самодержавие, православие, народность»), так и выдуманными авторами картины. В-третьих, небольшой по продолжительности фильм, рассказывающий о трагедии Пушкина, по существу содержит несколько десятков личных драм, так или иначе связанных с основной. Наконец, в-четвёртых, поскольку самого Пушкина на экране практически нет, зрителю представлена не столько личная, биографическая, сколько гораздо более обширная драма - драма нации. Короче говоря, это фильм не о Пушкине – о России, о нас без «нашего всего». Но Россия без Пушкина немыслима, она настолько же создана им, насколько и он ею, потому это фильм и о нём, и о нас – вместе.

А кроме того, «Последняя дорога» ещё и продолжает драматургический путь, открытый Михаилом Булгаковым, в пьесе «Последние дни» предложившим именно такой вариант биографического зрелища-исследования, посвящённого Пушкину. Л. Менакер и Я. Гордин, разумеется, рассказывают иную историю, но за основу берут именно булгаковскую пьесу.

Здесь нет необходимости напоминать подробности пушкинской дуэли и последних земных дней поэта, как нет необходимости пересказывать и старую пьесу. Лучше сказать об одной оригинальной сюжетной линии картины. В ней есть два, на первый взгляд, второстепенных персонажа, которые, однако, по ходу картины вырастают, можно сказать, в главных героев. Два этих персонажа-антагониста представляют, соответственно, два полюса России: юный гвардейский офицер, сослуживец Дантеса (С. Жигунов) и старик-ростовщик, тоже в прошлом из военных, у которого осталось заложенное Пушкиным столовое серебро (М. Глузский). Оба они поначалу настроены по отношению к Пушкину критически: юноша – поскольку знаком лишь с эпиграммами поэта, восхищён его красавицей женой, сочувствует влюблённому Дантесу и, как свойственно молодости, поддерживает сверстника, лихо расправляющегося со «старым мужем»; ростовщик же, вынужденный от бедности заниматься своим ненавистным ремеслом, не одобряет расточительного образа жизни поэта, да и желает, конечно, возвратить немалую для него сумму за те ложки-вилки, которые не стоят ссуженных Пушкину денег.

Оба персонажа, впрямую столкнувшись сначала с трагедией пушкинского окружения, а затем и оценив действие, произведённое гибелью Александра Сергеевича на весь Петербург, каждый по-своему проходят один и тот же путь вочеловечения. Разумеется, ростовщику для этого нужно намного меньше времени, нежели офицеру: старик, во-первых, и прежде понимал, кто такой Пушкин, а во-вторых, сам прошёл куда более долгую и суровую школу жизни. По существу, ему достаточно лишь раз прийти в дом на Мойке, увидев по пути постепенно собирающуюся вокруг Русь, и взглянуть в глаза заплаканной свояченице поэта, чтобы вся картина величия и низости, мужества и предательства, возвышенности и подлости человеческих отношений и государственной политики открылась ему во всей полноте. Путь же вочеловечения, пройденный гвардейцем, куда более долог и тяжек. Это путь полной переоценки ценностей, когда для того, чтобы ожила спящая душа, надобно набить немало шишек на теле.

Можно сказать, что если рассказана история пушкинской гибели устами всех основных заинтересованных сторон, то показана она, по крайней мере, извне, со стороны, глазами именно этих двух исторически и художественно точных, но в реальности не существовавших героев. Другое дело, что роль Сергея Жигунова была существенно сложнее роли Михаила Глузского и что, при всём уважении к молодому в те годы актёру, он с ней не то чтобы вовсе не справился, но соревнование с мастером проиграл. И то сказать - Глузский есть Глузский! В списке исполнителей поставленный (не мной) последним, он, по существу, вытягивает свою небольшую роль в главные, ничуть не уступая мэтрам отечественного кино и театра, играющим исторических персонажей, непосредственно связанных с Пушкиным жизнью и судьбой, а то и переигрывая и Альберта Филозова, и Андрея Мягкова, создавших яркие, навсегда запоминающиеся образы Уварова и Дубельта, не говоря уж о Вадиме Медведеве, чей Вяземский, на мой взгляд, получился не более чем недалёким упрямцем, не слушающим умной жены (Ирина Купченко), а позже кающимся, этаким просто рыхлым барином без царя в голове, каковым ни в истории пушкинской дуэли, ни тем более в жизни вообще этот умница, острослов, поэт, конечно, не был.

Другую пару антагонистов, чьими глазами увидены и показаны события уже, так сказать, изнутри, представляют Александр Калягин в роли Жуковского и Иннокентий Смоктуновский в роли старика Геккерна. Оба актёра потрясают. Калягин, как известно, позднее ещё раз играл Жуковского в бесконечной «мыльной опере» «Бедная Настя», однако там, по сути, вряд ли что добавил к этому своему маленькому шедевру. Достаточно всего лишь двух крохотных эпизодов из «Последней дороги» (разговор с Геккерном в карете и сообщение народу о кончине поэта), чтобы оценить, какова амплитуда драматических возможностей актёра. Что же касается Смоктуновского, в творчестве которого пушкинская тема бесконечно разнообразна (в разное время он не только играл и Моцарта, и Сальери, и Скупого рыцаря, снимался в «Пиковой даме» и озвучивал анимационные ленты, связанные с пушкинской тематикой, но и - человек высокого интеллекта и разнообразных дарований - немало писал о Пушкине), то, думается, в маленькую роль Геккерна великий мастер вложил и весь свой божественный дар, и всю свою любовь к Пушкину, и всю ненависть, всё презрение – личные и национальные – к его прямым и косвенным убийцам. При этом его Геккерн, в полном соответствии с пушкинским заветом, «и мал, и мерзок, но по-своему». Настолько по-своему, что, кажется, другого такого Геккерна увидеть уже не придётся.

Увы, это именно так. Нет больше ни Смоктуновского, ни Глузского… «Иных уж нет», и в каком-то смысле «Последняя дорога» прочитывается теперь как реквием не только первой и главной национальной святыне, но и крупнейшим мастерам некогда великого отечественного кино. А стало быть, и высокой культуре вообще, сознательно ли, неосознанно ли - но заболтанной в бесконечных политических прениях, отрезанной, с одной стороны, от государственной заботы, с другой – перекрытой от народа валом бессовестного и бездарного масскульта… замёрзшей, замершей в наши дни, чтоб не сказать страшнее – вымершей. И, естественно, название фильма воспринимается в символическом смысле – «Последняя дорога» не одного только первого поэта. Может быть, оттого и вся картина от начала до конца смотрится сквозь пелену слёз, до глубины души потрясая даже тех, кто, кажется, и сам всё знает о январской трагедии 1837 года.

Знать-то мы знаем, но теперь ещё видим и слышим благодаря светло-печальной мелодии композитора Андрея Петрова, созвездию исполнителей, всех без исключения вжившихся в драматургию Якова Гордина и Леонида Менакера, камере оператора Владимира Ковзеля - и пристальной, и пристрастной, вместе и петербургски холодновато-отстранённой, и любовно, как бы в старомосковском духе приватно вглядывающейся в дорогие с детства, родные «сердцу каждого русского» лица Василия Андреевича Жуковского или пушкинского дядьки Никиты Козлова («Тяжко тебе нести меня?..»).

Подобный приём, позволяющий нам увидеть величайшую трагедию русской культуры глазами двух пар антагонистов, то есть оценить события извне и изнутри, создаёт уникальный эффект присутствия, и всё действо вырастает в своего рода мистерию, где зритель настолько вживается в происходящее, что, забывая про двухмерную картинку, как бы и сам становится соучастником. Тем более что особенно вживаться и нет необходимости. Как говорил Владимир Высоцкий, «мы всегда так живём».

Печальна российская жизнь, трагичны судьбы лучших её детей, трагична и русская культура, ибо даже начинается она с предательства и убийства её основоположника. И эта тема если не превалирует в фильме Л. Менакера и Я. Гордина, то, во всяком случае, заявлена совершенно очевидно. Может быть, ещё и оттого «Последняя дорога» - столь редкий гость на телеэкранах. А посмотреть её хотя бы раз необходимо каждому.

Рецензия: В. Распопин