Книжный развал

я ищу


Обзор книг

Новые обзоры

Жанры

Категории

Персоналии


к началу




В ПРИСУТСТВИИ КЛОУНА

драма
Продолжительность: 121
Швеция 1997
Режиссер: Ингмар Бергман
Продюсер: М. Ройтесверд
Сценарий: Ингмар Бергман
В ролях: Б. Альстед, М. Ричардсон, Э. Юсефсон, П. Аугуст, А. Бьорг, Л. Енде, Г. Фрид, П. Стормар и др.
Музыка: музыка из произведений Ф. Шуберта
Оператор: Т. Форсберг


10.09.2002

Последняя режиссерская работа Ингмара Бергмана, телевизионный трагикомический спектакль о пожилых северянах, разыгрывающих в сумасшедшем доме историю собственного сочинения о том, как они снимали, ставили и демонстрировали в шведской глубинке первый в мире "говорящий" фильм - трагическую историю болезни и смерти Франца Шуберта, медленно сгнивающего от сифилиса.

Впрочем, происходит дело в психушке, в реальности или в воображаемой реальности - окончательно понять невозможно: жизнь художника всегда как минимум наполовину ирреальна, а речь в спектакле идет именно о жизни и смерти художника, вещах одинаково смешных и печальных, отчего и подвластных скорее показу, нежели анализу.

Дело происходит в середине 20-х, поэтому воображаемый фильм о Шуберте - в самом деле, первая звуковая картина. Изготавливается она так: на пленку снимается обычная немая фильма, а проецируется она на прозрачный экран, за которым сидят артисты и озвучивают роли с помощью микрофона.

Небольшой фрагмент из этой фильмы (отсылающий, кстати, знакомого с творчеством Бергмана зрителя и к ранней "Тюрьме", и к зрелой "Персоне") ее создателям удается показать десятку посетителей из занесенной снегом деревушки, откуда родом режиссер и исполнитель главной роли - пожилой шизик (можно сказать, любимый персонаж Бергмана, произрастающий из воспоминаний об одном из его дядьев, великом выдумщике и пукателе, где только у шведского классика не встречающийся, хоть, например, в тех же "Фанни и Александре"), несомненно обладающий актерским и человеческим обаянием, поскольку все когда-либо встречавшиеся ему женщины в сумасшедшего непременно влюблялись. По крайней мере, все появляющиеся в картине. Это - его мачеха, едва ли не сверстница героя по возрасту, его сестра, молодая сожительница-врач, отдающая кинематографической прихоти любовника все свое наличное состояние, еще более молодая блондиночка - исполнительница главной женской роли в фильме о Шуберте, наконец пожилая клоунесса, символизирующая, по-видимому, и смерть, и музу, и всех быших героя, настоящих и воображаемых.

В целом же премьера первой звуковой фильмы едва не завершается трагически - пожар, возникший из-за непрофессионального использования захолустного электрообуродования, лишь с большим трудом удается погасить. И тут кончается кино и начинается театр: фильма доигрывается вживую, актеры, поневоле вживаясь в трагические образы, теряя то сознание, то рассудок, но создают-таки действо высокого трагического накала и доводят представление до конца. Представление первое и представление последнее, фильм-спектакль, судьба которого - быть запечатленным лишь в памяти зрителей, покуда они, зрители, живы.

Такова она и вообще, хрупкая слава театрального артиста. Но она же, по легко прочитывающейся мысли Бергмана, и единственно истинная, настоящая. Без театра не было бы кинематографа. Без театра не было бы и самого Бергмана. Театр есть alma mater всякого лицедея, в сущности своей - площадного шута, клоуна, сумасшедшего, ибо только сумасшедший и может с удовольствием жить меж двух миров - реального и выдуманного. Заложник театра в плену у кино, - скажу, перефразируя Пастернака.

А когда приходит срок, единственная настоящая реальность - безумие небытия? непреложный разум смерти? - забирает всех без исключения - гениального страдальца-сифилитика Шуберта, безумных фоглеров (еще одна излюбленная "фишка" Бергмана - фамилия, коей он награждает особо значимых для него персонажей-лицедеев) - актеров, изобретателей перпетуум-мобиле и профессоров красноречия, нормальных обывателей скандинавских предместий, матерей и мачех, жен и любовниц, шутов в подштанниках и старых клоунесс, кокетливо поигрывающих острыми, как бритва, кровавыми коготками с собственными обвислыми сосками.

Но покуда он еще не пришел, последний срок, гениальные и не утратившие разум режиссеры оставляют и кино, и даже театр, уходя в истинное начало начал - в литературу. Как Ингмар Бергман, постановщик сотен спектаклей и фильмов, более всего прочего боявшийся снимать "бергмановские" фильмы - и снимавший все-таки только и всегда фильмы именно "бергмановские" - именные (ибо на такое никто другой не способен, точно так, как никто не способен, например, писать романы Достоевского, кроме самого Федора Михайловича)... Сегодня же 84-летний отшельник и вдовец, он живет один в доме на острове Форё и пишет книги, экранизируют которые уже его ученики - великая актриса Лив Ульман и режиссер Билле Аугуст.

Я полностью отдаю себе отчет в том, что на протяжении трех десятков рецензий так и не сумел сколько-нибудь адекватно личности великого художника представить его искусство. Равно как и эту его работу, гораздо более многогранную и мудрую, нежели мой о ней дилетантский рассказ. Но если юные читатели, так сказать, "с этой подачи" обратятся к фильмам Бергмана (а обратившись, посмотрев, вчувствовавшись - непременно сделаются его почитателями, - иначе просто и не может быть), тогда я с гордостью буду считать цель достигнутой. Ибо сам, хоть и увидел эти фильмы впервые будучи уже на пятом десятке, не без оснований думаю: за то, что стал таким, каков есть сегодня, благодарить должен в числе лучших мастеров и учителей, с кем свела виртуальная реальность, и великого скандинава, одного из истинных мудрецов ушедшего столетия.

Рецензия: В. Распопин