историко-костюмная драма Продолжительность: 137 Франция - Германия - Италия 1994 Режиссер: Патрис Шеро Продюсер: К. Берри Сценарий: Д. Томпсон, П. Шеро (по роману А. Дюма) В ролях: И. Аджани, Д. Отёй, В. Перес, Ж.-Ю. Англад, В. Лизи, Д. Блан, П.
Греггори, К. Амендола, А. Ардженто, Ж.-К. Бриали и др. Музыка: Г. Брегович Оператор: Ф. Руссло
16.09.2002
Масштабная, непривычная по концепции, глубине и серьезности и,
вероятно, наиболее удачная в последнее десятилетие костюмно-историческая
драма, снятая по мотивам одноименного романа Александра Дюма. Выражение
"по мотивам" в данном случае означает фабульное, но не содержательное
сходство с первоисточником, поскольку духа романтики и приключений
экранизация, осуществленная знаменитым французским театральным
режиссером Патрисом Шеро, не содержит в принципе. "Королева Марго" Дюма
- шедевр авантюрной беллетристики; "Королева Марго" Шеро в потенции -
историко-политическая трагедия.
До уровня высокой трагедии фильм, однако, не поднимается, являясь
скорее жестокой драмой на сюжет Варфоломеевской ночи, вероятно, более
близкой по тональности к романам Мериме или даже Г. Манна, нежели
собственно к истории, рассказанной Дюма.
Все дело в том... Но прежде несколько слов об исторических
событиях. Вторая половина XVI века во Франции - время почти
непрекращающихся религиозных гражданских войн, в эпицентре которых
находится летняя ночь 1572 года, когда парижские католики устроили едва
ли не жесточайшую в истории резню, убив столько протестантов, что
поражающее воображение их количество дало повод одному из позднейших
наших историков (увы, не помню, кому именно) заявить, что во всех
религиозных войнах, имевших место в истории России до ХХ в., погибло
меньше народа, чем за одну только Варфоломеевскую ночь в Париже. Так это
или нет на самом деле - не берусь судить: историкам виднее. Но вот то,
что "бедные гугеноты" отнюдь не были овцами для заклания, это тоже факт.
И до, и после помянутой ночи католиков они перебили едва ли намного
меньше. И в большинстве своем погибали и те, и другие именно за веру.
Нам сейчас трудновато это понять, Западу же, по-видимому, еще
труднее. Эпоха Веры, Веры с большой буквы, подвергнутая сомнению
гуманистами Возрождения, осмеянная Вольтером и энциклопедистами, добитая
наукой и натурфилософией XIX столетия, завершилась в Европе несколько
поколений тому назад, где-то сразу после Первой мировой войны и
последовавших за нею социальных революций. Поэтому сегодня мы и не можем
по-настоящему понять предков, шедших во имя Креста на дыбу и костер.
Поэтому же и современные художественные тексты вынуждены подменять
истинно высокое, духовное содержание в лучшем случае содержанием
политическим.
Вот о ней, о политике, и идет речь в "Королеве Марго" Патриса Шеро.
О политике всегда жестокой, всегда беспринципной, всегда
античеловеческой. Хотя вершат ее чаще всего не герои, а просто люди.
Так, в рассматриваемой картине король Карл IX - человек слабый, отчасти
даже блаженный, его мать, Екатерина Медичи, настолько умна, жестока и
беспринципна, что могла бы тиранически править страной, но реальной
власти лишена, его братья, быть может, жесточе и дееспособней короля, но
уступают в том (как и вообще в масштабе личности) Гизам... Дело, по
Шеро, насколько это можно увидеть, объясняется тем, что династия Валуа
вымирает, и события фильма отражают, так сказать, преддверие конца.
Правящей семье противостоит юный король Наварры, Генрих, которому
спустя полтора десятилетия и предстоит привести на французский трон клан
Бурбонов, тот самый "Анри Четвертый" из песенки в "Гусарской балладе",
"что славный был король". У Дюма - это типичный романтический герой, у
Шеро - скорее, везунчик, но везунчик по заслугам. Генрих в исполении
Даниэля Отёя юн, обаятелен, честен, порядочен и полон не просто молодых
сил, но какой-то личной (а значит, следует читать - и родовой) свежести,
отчего и не удается осуществление ни одной из многочисленных попыток
партии Медичи его убить. Более того, он - единственный персонаж картины,
в котором угадываются черты человека эпохи Возрождения. Он (между
прочим, внук по матери одной из лучших писательниц французского
Ренессанса королевы Маргариты Наваррской, покровительствовавшей
гуманистам и дружески общавшейся с Клеманом Маро и Эразмом
Роттердамским) как-то - не скажу - одухотворен, но умен и благороден. И
потому - явствует из этого образа - скипетр, вываливающийся из
одряхлевших рук Валуа, молодая десница Бурбона подхватит с полным на то
основанием.
Все названные люди и человеческие свойства - игроки. Игрушки же в
их руках - любовь и ее носители: только что из политических
хитросплетений выданная за Генриха Наваррского Марго и молодой
дворянин-протестант Ла Моль.
Хоть и не слишком оригинальная, но, согласитесь, недурная идея:
любовь, будучи игрушкой в руках политического коварства, изначально
обречена и потому вдвойне трагична.
Ла Моль - главный герой в романе Дюма. В фильме он, в общем,
симпатичная, но лишь марионетка. В качестве носителя религиозной идеи
персонаж Венсана Переса совсем неубедителен, да, похоже, и задачи такой
перед актером не ставилось. Ла Моль у Шеро - персонаж второстепенный, по
исполняемой функции - любовник, точнее любящий, этакий Тристан,
отвоевавший Изольду у Марка, которому она, кстати, без особой
надобности. Марго-Изольда (Изабель Аджани) в художественном пространстве
картины без надобности вообще всем, даже тем, с кем (а она - со всеми
родными и сводными братьями) делит ложе. С Ла Молем Марго, постельная
забава, впервые чувствует себя любимой, и потому мечется, мучается,
унижается, забывает о том, что она принцесса. Иначе говоря - оживает.
Однако ее роль - роль игрушки. Последней одушевляться нельзя. Вернуть же
в первоначальное, неодушевленное состояние ее можно только убрав с доски
фигуру возлюбленного. Ла Моль, в свою очередь, очень удобен заигравшимся
игрокам. На него сваливают вину за преступления и обезглавливают. Марго,
лелея отрубленную голову любовника, покидает Париж, направляясь в
Наварру, где ее не ждет, но примет законный муж.
На французский же престол, заменяя отравленного по ошибке Карла,
вступает последний Валуа, Генрих III, у Дюма - персонаж продолжений
"Королевы Марго", романов "Графиня Монсоро" и "Сорок пять".
Впервые вместе с друзьями я смотрел эту мрачную и роскошную драму в
кино, году в 95-м. Помню неудомение и неприязнь, с какими мы вышли из
зала, практически не заметив потрясающей живописности фильма (с полным
правом позволяющего сравнивать его с классической вообще и, в частности,
именно в этом плане экранизацией "Ромео и Джульетты", осуществленной в
начале 70-х Франко Дзеффирелли), не услышав его неярких, но впечатляющих
мелодий, стилизованных под музыку эпохи Возрождения, не оценив ни
отличных актерских работ, ни - главное - оригинального замысла
режиссера, согласно которому (насколько, разумеется, я сумел его понять)
романтическая и романическая авантюра выворачивается наизнанку и
обнаруживает, подобно перевязи Портоса, неказистую, но прочную, почти
шекспировскую основу - политическую игру человеческих амбиций,
человека-то, восстановленного эпохой Возрождения в качестве "мерила всех
вещей", и отрицающую, и уничтожающую, сметающую, как пешку с игрового
поля.
А был ли в таком случае вообще Ренессанс? Вот тут, вдобавок к
отмеченному выше, важнейшему в истории, но разве что подразумеваемому в
ленте религиозному мотиву, и заключена разница между шекспировской
трагедией и костюмно-исторической политической кинодрамой. Последняя,
при всей роскоши постановки, с дивными по живописности и световой игре
эпизодами свадьбы и охоты, светоносности по большому счету лишена,
шекспировы же трагедии (да и лучшие вещи Дюма), сколь бы сумрачны, сколь
бы по-маньеристски надломлены и безысходны ни казались, даруют и надежду
и веру, и сияние солнца.
Все эти размышления, однако, ничуть не умаляют моих сегодняшних,
очень благоприятных впечатлений от достойной войти (да и вошедшей уже) в
разряд новой киноклассики картины Патриса Шеро. Что ж до (оборот в
стилистике переводных романов, того же Дюма) негативных зрительских
впечатлений восьмилетней давности - их можно понять: мы-то шли смотреть
французскую (!) экранизацию "Королевы Марго", справедливо ожидая увидеть
что-то вроде кристиан-жаковских приятных безделушек.
В заключение хотел бы добавить: из-за принципиально
неоптимистической концепции и изобилующих жестокостью агуманистических
(в том числе и эротических) эпизодов этот без сомнения замечательный
фильм не следует все же рекомендовать к просмотру детям и подросткам.