антиутопия Продолжительность: 116 СССР - Германия 1988 Режиссер: Марк Захаров Продюсер: Сценарий: Григорий Горин, Марк Захаров (по пьесе Евгения Шварца) В ролях: Александр Абдулов, Олег Янковский, Евгений Леонов,
Александра Захарова, Вячеслав Тихонов, Александр Збруев и др. Музыка: Геннадий Гладков Оператор: Владимир Нахабцев
16.09.2002
Сумрачная и откровенно пессимистическая политико-философская сказка
для взрослых, снятая по долгое время полузапрещенной пьесе Евгения
Шварца (по причине сегодняшней известности "Дракона" не останавливаюсь
на его содержании) Марком Захаровым на волне перестройки, одновременно
подводит итоги ранее сказанному режиссером о противостоянии человека и
общества (в фильмах "Обыкновенное чудо" и "Тот самый Мюнхгаузен") и
грешит общим для художественных текстов тех лет разрешенным и потому
несколько поспешным свободомыслием в ущерб художественности.
Читатель и зритель старшего поколения, привыкший искать истину
между строк, с подлинным наслаждением находить ее в хитросплетениях
"эзопова языка", с некоторым недоумением тогда (и боюсь, что юный
зритель со скукой и непониманием - сегодня) принял эту работу любимого
режиссера. Слишком уж многое в ней педалировано, как-то, при всей
внешней многозначности, не по-захаровски однозначно, порой даже плоско,
слишком уж - радуясь, что наконец "все дозволено": многоликий дракон
Янковский, являющийся то каким-то гестаповцем в стиле советских лент
40-х г., то этаким денди с гитлеровской челкой, больше, однако,
смахивающий на самого себя в роли Генриха Шварцкопфа из "Щита и меча";
вновь, а не вглубь продолжающий собственные роли взбалмошных тиранов
Леонов; отнюдь уже не юная Александра Захарова, сперва танцующая в
исподнем, пародируя, что ли, Одри Хепбёрн в "Моей прекрасной леди", а
затем и последнего исподнего лишившаяся и в результате добившаяся
сходства разве что с не шибко изящными банными "ню" в духе Пластова,
сами советско-нацистские идейки об уничтожении неизвестно почему, но не
нравящихся нам "цыган" (буржуев, иудеев)...
Пожалуй, лишь Вячеслав Тихонов предъявляет зрителю новый образ
(много позднее едва ли не один к одному повторенный в "Утомленных
солнцем" Н. Михалкова), даже, если угодно, тип - интеллигента,
сложившегося в деспотическом обществе и после социального катаклизма не
знающего, что теперь делать и кто опять виноват.
"Голубой герой" Ланцелот в исполнении А. Абдулова тоже ничем, кроме
возраста, не отличается от Медведя в "Обыкновенном чуде": скучноват, до
уныния многодумен, статуарен.
Развитие сюжета достаточно предсказуемо, по крайней мере в первой и
большей части картины.
Одним словом, в плане минусов - типичная "перестроечная" лента (но
для сегодняшнего кино, увы, практически недостижимая), не столько
развивающая тематику предыдущих захаровских работ, сколько не умеющая
или не желающая пойти дальше и тем вызывающая ощущение усталой
самопародии, хотя формально пародирует (или просто цитирует) десятки
лент советского и мирового кино: от обязательного во всех случаях
Феллини (здесь цитируется скорее музыка Нино Рота, если не ошибаюсь, к
"Восьми с половиной") до не менее обязательного для всякого
интеллектуального отечественного кино Тарковского (о чем ниже). Прежде
же всего и главным образом "Убить дракона" цитирует самого Захарова и
"Покаяние" Абуладзе. Именно из "Покаяния" происходят и леоновские
сапоги, и очки одного из обличий дракона Янковского, и даже пробег по
экрану голой Захаровой.
Но есть, разумеется, и плюсы. Пожалуй, весь заключительный отрезок
картины после кажущейся смерти дракона безусловно хорош и по-захаровски
изящен. Вся его анархическая и полицейская символика убедительна:
завязанные глаза интеллигента - архивариуса и, можно думать, летописца
(да ведь так и творим в России испокон веку); заколоченные деревянными
горбатыми панцирями окна городских домов (чтобы чего не вышло) и -
особенно хорошо - насилие над растерянными обывателями вмиг
распоясавшихся "р-революционеров"; персонаж Евгения Леонова, из
полусумасшедшего короля превращающийся в злую карикатуру на Берию и
Брежнева одновременно (а сегодня видно - что и на Ельцина тоже, то есть,
значит, на всех наших "князей из грязи", из нас же самих и происходящих:
"...Завоет сдуру: Это я!"); под самый финал возвращающийся в
облагороженном физическом облике дракон, запускающий с детворой
воздушного змея и уводящий их в конечном счете, как Крысолов, в
заснеженную даль (или небыль) из этого города, население которого
никогда не изживет из себя прежнего дракона... Но только ли потому? Еще
и потому, кажется, что невинные души дракону нового облика легче ж
все-таки будет обольстить. А уходящий вместе с ними "голубой герой"
Ланцелот, этак по-гамлетовски махнувший рукой на свою былую возлюбленную
(очень симпатичная отылочка к неглавной, но значительной линии
шекспировской трагедии), дракону тоже необходим - чтобы было почему
когда-нибудь опять возродиться.
Финальный кадр отдаляющейся и постепенно исчезающей из вида группы
исходящих из мертвого города визуально напоминает суриковское "Взятие
снежного городка", но больше все-таки Брейгеля, переведенного Тарковским
на язык кино.
И в этой итоговой возможности двойственного видения, двойственного,
трагикомического прочтения не только финала, но и картины в целом
заключены, по-видимому, и ее недостатки, и достоинства. О первых уже
сказано. Главное же достоинство, на мой взгляд, в том, что зритель в
очередной раз поставлен перед нельстящим зеркалом: вот они мы, не
победившие дракона, а - к худу ли, к добру - лишившиеся его присутствия,
вот они мы, бредущие по пояс в снегу куда-то за рамки кадра, ВМЕСТЕ с
тем, кто нас почему-то от прежнего дракона избавил, но - к несчастью,
главное - ВСЛЕД за тем, кто вроде бы не дракон, а только на него похож.
Чрезвычайно любопытно пересмотреть этот захаровский фильм спустя 14
лет после его премьеры, в годы очередного будто бы затишья, будто бы
переосмысления пройденного и дальнейшего пути.