трагифарс Продолжительность: 94 Великобритания 1972 Режиссер: Кен Рассел Продюсер: Кен Рассел Сценарий: Кристофер Лог (по книге
Х.С. Эде) В ролях: Дороти Тьютин, Скотт Энтони, Хелен Миррен, Линдсей
Кемп, Питер Вон и др. Музыка: Оператор:
27.10.2003
Самый яркий, блистательный и яростный провокатор в истории кино и
телевидения, английский режиссер Кеннет Расселл за свою уже долгую жизнь
переменил множество профессий и увлечений - от военного до танцовщика и,
начиная с середины 50-х, снял больше четырех десятков самого разного
рода картин: от телевизионных короткометражек до классической (и первой
в кино) рок-оперы. Наибольший успех у зрителя, а равно и наибольшее
неприятие у высоколобой критики вызвали биографические фильмы Расселла,
в которых он с непосредственностью импрессионистского равнодушия к
портретной схожести и буквалистскому следованию историко-биографическим
реалиям, сумел, однако, отразить революционную суть каждого своего
гениального героя и - зачастую - его эпохи, а главное, используя
(заметьте, еще в 70-е годы) клиповую структуру, в общем-то, большому
кино не свойственную, привести достаточно широкого зрителя к пониманию
той простой, но в каждом отдельном случае каждого гения оказывающейся
окружающему человечеству непонятной вещи, что в свое время была идеально
сформулирована Пушкиным по поводу посмертного издания дневников Байрона:
"Он и мал и мерзок, но не так, как мы - по-своему".
Именно таковы расселловские Лист, Малер, Байрон, Шелли - грешные,
слабые, яростные, молящие о любви, издевающиеся над любящими,
демонические, похожие на нас, но не такие, как мы - гениальные. Лучше
сказать, пораженные недугом гениальности. Вот именно! Каждый фильм
Расселла о гении - история его болезни, его сумасшествия, но не
заунывно-фрейдистская, а бунтовщическая, революционная - под стать
всегда безумному творчеству его героев.
"Когда б вы знали, из какого сора...", - сказала Анна Ахматова. Как
раз об этом. Мы могли бы смело поставить приведенную строку к любому
фильму Кена Расселла о художниках, в том числе и к "Дикому мессии".
Лента 1972 г. рассказывает о творческом самосожжении французского
художника и скульптора Анри Годье-Бжешка, добавившего к собственной
фамилии фамилию возлюбленной - вдвое старшей его польской писательницы.
Годье погиб на полях Первой мировой войны в возрасте 24 лет, оставив
небольшое, но великолепное художественное наследие, представленное
Расселлом в эпилоге картины. Эпилог этот повторяет прием,
продемонстрированный Андреем Тарковским в "Андрее Рублеве", однако лишен
"рублевского" масштаба, его застывшего космического полета, и являет
скорее возможность полета (причем полета атмосферного), либо же отсылает
к легенде об Икаре, что делает честь Расселлу, рассказывающему более
всего историю революционера, а не мыслителя.
Гений Годье и сам Годье - порождение эпохи модерна, наследовавшей
времени импрессионистов и "проклятых" поэтов. Еще важнее то, что Годье -
истинный француз, гениальный представитель гениального художественного
Парижа. Важнее - для Расселла, точнее для любовной фабулы его фильма, в
основе которого лежит двойной конфликт. Его составляют любовь и война
между монпарнасским свободным бессребренником и грезящей о мировой
писательской славе бывшей институткой и, надо полагать, гувернанткой из
царской России (напомню молодому читателю, что в начале ХХ века Польша
еще входила в состав Российской империи), этакой (опять-таки бывшей)
тургеневской девушкой, чьи моральные принципы, собственно, и порождают,
с одной стороны, бесконечную войну с Годье, с другой - подпитывают
яростное творчество физиологически неудовлетворенного юноши. Другая
составляющая кофликта - любовь и война непризнанного, но несомненного
гения-бунтаря с буржуазным миром.
Я уже не однажды употребил в этом тексте определение "яростный".
Другого слова не подберу - именно яростно исполняет-играет-проживает и
прожигает жизнь своего героя актер Скотт Энтони. Словно бы он сам,
Энтони-Годье, ежеминутно взрывает весь мир и тут же, засучив рукава,
восстанавливает его по собственному разумению. Одну только свою подругу,
свою старшую сестру, мать, возлюбленную он взорвать не решается -
любимое не подлежит уничтожению! - и, отчаявшись (ведь ее взорвать
нельзя, а она - столп всего мироздания, значит, и мироздание ему не
переделать), взрывает себя - уходит на фронт, чтобы погибнуть.
Ей, сорокалетней (потрясающе сыгранной-прожитой-пережитой актрисой
Дороти Тьютин) и, скорее всего, понявшей, что подлинное ее вдохновение и
предназначение, истинный ее роман - не тот, что она в нескончаемой
рукописи уже давным-давно таскает за собой по белу свету, а именно этот
безвременно погибший гениальный мальчик, которого она любила, а думала,
что - жалеет, ей остается безутешно рыдать, осознавая, что все ее
собственные настоящие прорывы в творчество инспирированы именно им, Анри
Годье, которого она жалела и не пожалела, охраняя ни на что уже не
нужные принципы, привитые навсегда ушедшей, взорванной Годье и
растоптанной войной эпохой.
Последний - и может быть, главный, и наиболее провокационный -
конфликт расселловского фильма заложен в самом его названии, "Дикий
мессия". Это конфликт исторический и историко-культурный, конфликт уже
не людей, но эпох - общественный плитотектонический сдвиг, причем не
ограничивающийся только изображаемым предреволюционным и революционным
временем, потому что автор ведет речь не только о конкретной битве эпох
начала ХХ столетия, не только, следовательно, о Годье и всех этих
буржуазнейших торговцах произведениями искусства,
нафабриолиненно-усатых, омонокленных и закотелкованных посетителях
салонов, даже и не о кайзере и кайзеровом носе, которых герой в картине
издевательски (что совершенно так и должно быть в художественном тексте)
лепит с натуры (а в натуре, конечно, не лепил и лепить не мог - кто б
ему, нищему, позволил!), но о битве эпох вечной и вечно повторяющейся, о
том, что каждый гений - это нарыв на теле общества, неизменно
стремящегося к окукливанию, о самом себе, Кеннете Расселле, нарывающем
не теле привычного, стремящегося к окукливанию видеоряда. Сам Расселл -
дикий мессия, как диким мессией был его герой, как диким мессией был для
облеченных властью иудейских священников Иисус Христос, как любой
истинный мессия - дикарь, бунтарь, революционер. (Нам свойственно
призывать мессию, забывая при этом, что сущность мессии - не спасение, а
переворот.)
И в этом смысле "Дикий мессия" - не только биографический, но и
автобиографический текст. Воспользуюсь выражением высоколобой критики -
"чрезвычайно вольно трактующий историю жизни и творчества известного
деятеля культуры... <изображающий> крах буржуазных ценностей и моральных
норм".
Ничего он не трактует, этот фильм, да и не изображает никакого
краха. Он воочию являет "живую жизнь", жизнь, которая может быть живой,
только отвергая и опровергая "всяческую мертвечину".