ПИКОВАЯ ДАМА (Я. Протазанов)

мистико-ироническая драма
Продолжительность: 50
Россия 1916
Режиссер: Яков Протазанов
Продюсер:
Сценарий: Яков Протазанов (по повести А.С. Пушкина)
В ролях: Иван Мозжухин, Вера Орлова, Елизавета Шебуева, Татьяна Дуван, Поликарп Павлов, Николай Панов и др.
Музыка:
Оператор: Евгений Славинский

---

18.02.2004

Самая, вероятно, странная повесть, а скорее, собственно, новелла А.С. Пушкина экранизировалась неоднократно. Версия Якова Протазанова была, в сущности, первой и остаётся, пожалуй, как это ни покажется странным, лучшей по сей день. Самая ранняя, допротазановская экранная версия представляла не пушкинскую повесть, а оперу Чайковского, что в отсутствии звука, вероятно, было достаточно забавно.

Фильм Протазанова, снимавшийся во время войны и в преддверии революции, естественно, впитал и ностальгию по лучшим временам, и мистицизм, как вообще свойственный символистской и постсимволисткой эпохе русской культуры, так и нагнетаемый непосредственно лихолетьем, и - самое, пожалуй, главное - некую трагииронию, в контексте которой пушкинский текст тогда ещё литературоведением и критикой всерьёз не рассматривался.

Помимо всего прочего, "Пиковая дама" Протазанова оказалась предвозвестником ярчайшей стилистики кинематографического экспрессионизма, представленного спустя пятилетие в особенности немецким и французским кино и оказавшего неоценимое влияние на стратегическое развитие молодого искусства.

Приведу небольшую цитату из рецензии Сергея Кудрявцева, представившего фильм читателям электронной "Энциклопедии кино Кирилла и Мефодия", где автор коротко и точно обрисовывает новаторскую специфику протазановского киноязыка в экранизации "Пиковой дамы" 1916 года. "Игра основных исполнителей, прежде всего Ивана Мозжухина, короля русского немого кино, становится более психологичной, по возможности нюансированной. Режиссёр использует неожиданные по тем временам приёмы ретроспекции, видений героев, словно прообразы "потока сознания". Но самое главное - в экранизации одной из самых загадочных повестей не только Пушкина, но и всей мировой литературы, которая легко поддаётся обманчивой, даже фальшивой трактовке в излишне мелодраматическом или вовсе в трагическом ключе, создателям версии 1916 года удаётся хотя бы издали приблизиться к "тайне трёх карт", в которой, наряду с безусловно роковым началом, содержится и некое подобие авторского лукавства, более того - мрачноватой насмешки над склонностью людей задумываться над предостерегающими знаками Судьбы".

Здесь не место рассматривать оригинальный пушкинский текст, во-первых, известный всем из школьной программы, во-вторых, как выясняется в контексте глубинных филологических исследований, толком неизвестный никому. Фабулу же повести, разумеется, знают все.

Вот и попробуем посмотреть, что делает с фабулой Протазанов, как именно выходит он из положения, экранизируя пушкинскую прозу, поддающуюся всякой переделке ничуть не легче, нежели пушкинская поэзия.

Режиссёр с первого кадра вводит зрителя в игру - во всех смыслах слова: в собственную, в пушкинскую, в игру Германна. Герой, естественно, в чёрном и - типично романтический. Молчит, курит трубку с огромным чубуком, наблюдает, как сотоварищи играют. Как бы ждёт чего-то. Затем, узнав от сотоварища в белом о влиятельной старухе, обладающей некой тайной, устремляется покорять её юную родственницу. И на время уступает ей, внешне больше похожей на героиню "Белых ночей" Достоевского, нежели на пушкинскую Лизу, пальму первенства. Далее следует сольная игра томящейся от любви племянницы. Затем Германн возвращается в партию, герои, разделённые окном, как барьером, пожирают друг друга глазами: он - с заснеженной улицы, она - перед стеклом, ежась то ли от охвативших ея чувств, то ли от того, что комната бедной родственницы плохо протапливается. Всё, конечно, делается именно как балет, держащийся на мастерстве солистов. Хороши они, по-моему, все, а не один лишь Мозжухин, премьер дореволюционного российского кино. Хороши ожидаемые зрителем и предстающие перед ним именно такими, как он ожидает, даже утрированно такими, и бедная, но, так сказать, в пикантном теле сирота, и страшноватая дряхлая графиня, уже в следующем эпизоде с её участием обращающаяся в такую же, как внучатая племянница четвёртой ветви, плотненькую, аппетитную дамочку-бестию.

Вообще говоря, в картине два главных героя: Германн и графиня в молодости. Протазанову удаётся рассказать и показать лапидарнейшего и многозначнейшего Пушкина в немом и коротком (меньше часа) кино с помощью резкого чередования сцен романтических, как бы лермонтовско-байронических (германновских), и эпизодов с участием противостоящей ему графини, эпизодов как бы из эпохи классицизма-сентиментализма, эдаких галантных пантомим в духе Екатерины, позаимствованных из моды Людовика XVI. Например, дав титр о том, что только что виденная нами на склоне лет старуха графиня в молодости была отъявленной кокеткой, режиссёр тут же и подтверждает его небольшой сценкой из парижской придворной жизни XVIII века, такой, какой именно её ожидает увидеть широкий зритель, или, титром же заявив о крупном проигрыше кокетливой графини, заставляет актеров разыграть сначала безнадёжный для коротышки-мужа (не намекая ли тем самым на Пушкина и Наталью Николаевну?) семейный скандал, затем сводит героиню с представительным, в летах, но ещё ого-го-го каким мужчиной Калиостро, а потом показывает её в волнении ожидающей настоящего любовника.

Вот так, вроде бы и отвлекаясь на несколько шаржированный, подробный, доступный самому нетребовательному зрителю показ унесённых историей и мировой войной характеров и быта, картина, однако, стремительно мчится к трагическому, и ироническому, и интеллектуальному финалу, к символу, к собственно демонической и обречённой игре Германна, в которую он до последних эпизодов не вступает, но алчет, алчет её всем существом (драматическое мастерство Мозжухина в последних частях картины, прав Сергей Кудрявцев, удивительно!). А войдя в игру - как все помнят - погибает.

Гибель героя и страшна, и смешна, как страшен и, несмотря на то, смешон безумец. Мозжухинский же Германн смешон не просто потому, что делается на наших глазах безумен, но потому что он безумен КАК... Как уж не пушкинский персонаж, а скорее гоголевский - из "Записок сумасшедшего", даже, быть может, как заступивший за грань человек из подполья Достоевского, претерпевающий кафкианское превращение.

Во всяком случае, так можно посмотреть фильм Якова Протазанова сегодня, исходя из того, что мы знаем о судьбах литературы, кинематографа, вообще культуры в ХХ веке. Когда же сравниваешь эту раннюю экранизацию с позднейшими, скучно-философствующими и лишёнными не только пушкинской, но и протазановской стремительной многозначности, со всей очевидностью понимаешь, насколько зорок был Протазанов-кинематографист и насколько прозорлив был Протазанов - художник и мыслитель, здесь предсказавший как эстетику Бине и Мурнау, так и - скорее всего, сам того не ожидая - путь развития филологической науки.

В заключение добавлю: демонстрации картины, показанной в феврале 2004 г. телеканалом "Культура", предшествовала короткая, но замечательно ёмкая передача, в которой, вволю иронизируя, но при этом уважительно подобрав наиболее значительные сохранившиеся кадры, авторы блестяще рассказали о самом раннем этапе освоения отечественным кинематографом пушкинского наследия, на фоне которого протазановская "Пиковая дама" - безусловный шедевр. Да только ли на этом фоне!..

Рецензия: В. Распопин