комедия нравов Продолжительность: 84 Франция 1982 Режиссер: Жан-Люк Годар Продюсер: Сценарий: Жан-Люк Годар В ролях: Изабель Юппер, Ханна Шигулла, Ежи Радзивилович, Мишель
Пикколи, Ласло Сабо, Жан-Франсуа Стевенен и др. Музыка: Вольфганг Амадей Моцарт, Людвиг ван Бетховен, Антонин Дворжак, Морис
Равель Оператор: Рауль Котар
05.04.2004
С тем же успехом можно было бы обозначить жанр этого фильма самого
знаменитого авангардиста второй половины ХХ века и одновременно
крупнейшего художника европейского авторского кино Жана-Люка Годара как,
например, сатирическую мелодраму или даже ироническую драму. По сути это
и то, и другое, и третье, уложенное в поджанр "кино о кино", или шире -
кино об искусстве и творце в "безумном мире". Перекликаясь с давним
соратником по "новой волне", Франсуа Трюффо, в 1973 г. снявшим
образцовую ленту в этом поджанре, "Американская ночь", и предвосхищая
визуальные красоты Дерека Джармена, Годар в этой короткой ленте
ухитряется выступить, пожалуй, во всех своих основных ипостасях - и как
вдохновенный художник, и как злободневный публицист, и как социальный
психолог, и как несгибаемый борец-новатор, и как знаток и пропагандист
высокого кино.
Первое, что бросается в глаза при просмотре картины, - перекличка с
Трюффо, а когда на экране появляется Ежи Радзивилович, исполняющий роль
режиссёра мучительно снимаемой картины "Страсть" (здесь, в названии
годаровской ленты, понятие "страсть" используется в обоих своих
значениях - и как страсть любовная, и - больше - как "страсти по..."),
фильма, выстраиваемого на приёме оживления полотен великих живописцев
(Рембрандта, Делакруа, Гойи и др.), - становится очевидна перекличка и с
истинным первоисточником - лентой Федерико Феллини "8 1/2". Радзивилович
играет, конечно, другого человека: и похожего на того, что исполнял
Мастроянни, и отличного от него иной циничностью, иным происхождением,
иными даже заботами. Разве что боль у них общая - невылупляющийся
цыплёнок фильма из такого, казалось бы, идеального яйца творческого
замысла.
Опустошённый "сладкой жизнью" и бесчисленными романами,
изолгавшийся Гвидо Мастроянни снимает, в отличие от героя Радзивиловича,
дома, дома побеждает и терпит поражения. Годаровский герой - поляк,
снимает в Париже, на дворе 1982 год, польская "Солидарность", о которой
неустанно трещат средства информации и болтают окружающие. Для Гвидо,
как и для самого Феллини, работать и жить где-нибудь, кроме "Чинечитты"
немыслимо; для персонажа Радзивиловича, пожалуй, немыслимо вернуться
домой, где ему не то что работать - и жить не дадут. Тем не менее в
открытом финале картины он домой всё-таки возвращается, но КАК!..
Феллиниевский Гвидо терпел поражение - и побеждал, то есть
возвращался к жизни и работе благодаря кровной связи с родиной и всем
своим милым, надоевшим, болтливым, жизнелюбивым, сумасшедшим друзьям и
подругам из киношного окружения, может быть, даже благодаря бесчисленным
любовницам, ни одну из которых он не любил - и любил всех. Годаровский
герой побеждает - и терпит поражение, однако не тотальное, не
окончательное - как раз наоборот потому, что для него, поляка, человека
из соцлагеря, всё в Париже чужое, все чужие, сам он едва ли не
разрекламированный нонсенс в этом мире, а поэтому именно и любопытен
всем этим кино-и прочим дивам. Родить фильм для него - значит как раз
отказаться от надежды угадать, угодить, отдаться в правильные объятия. И
когда он, казалось бы, тоже запутавшийся в женщинах, но уж точно никого
любящий, потому что всем здесь чужой и полюбить ему, в сущности, некого,
когда он это окончательно понимает, когда отказывается от денег и
страсти владелицы отеля (Х. Шигулла), желающей вложить состояние в
будущую кинематографическую славу, а заодно и от кажущегося подлинным
чувства скромной фабричной работницы, проявляющей, однако, недюжинное
упорство то ли в желании принадлежать режиссёру, то ли - что всё-таки
скорее - в желании с его помощью сделать артистическую карьеру,
освободиться от опостылевшей малооплачиваемой работы на фабрике (И.
Юппер) - бросает и фильм, и Париж, садится за руль чужого автомобиля и
уезжает на родину, прихватив по пути, кажется, по-настоящему влюблённую
в него юную уборщицу гостиницы.
Правда, эта самая уборщица всю дорогу соблазняла его своими
статями, не меньше прочих надеясь пройти кастинг, правда, автомобиль
режиссёра на пути в Польшу опережает другая машина, в которой едут - за
ним! - владелица отеля и фабричная работница, неожиданно отхватившая
немалое наследство, правда, с трудом народившийся, но несомненно
оригинальный "цыплёнок" пробил-таки дорогу в Америку... Впрочем, это
уже, вероятно, совсем другая история, которую каждый из зрителей
годаровской киноповести может вообразить самостоятельно.
Кино о кино, стало быть?.. Не только. На скромном по
продолжительности пространстве фильма Годар успевает рассказать о
человеке и времени, о временном и о вечном, о великой битве страстей,
полем боя которой служит душа человека, мечущегося между желанием
творить и желанием жить, что в случае творца - "две вещи несовместные",
и, конечно, вслед Феллини и Трюффо, одновременно поклясться в любви к
кинематографу и проклясть его же, свободное и всяческие свободы
убивающее, выматывающее из художника жилы и высасывающее из него живую
человеческую душу.
И в заключение: если будете смотреть этот фильм, намеренно
статичный, картинный (в тех эпизодах, где показывается собственно
творческий процесс работы режиссёра-живописца) и в то же время
совершенно хаотичный, как телетайпная новостная лента (то есть не
линейный по-голливудски, не вдруг понятный, а пробирающийся к
зрительскому осмыслению как бы нехотя, исподволь, кружа и отступая от
основного сюжета, смонтированный штрихообразно), не торопитесь с
напрашивающимся в первые полчаса выводом: "Что за!..", не выключайте
телевизор. Все мучения, всё ваше терпение скоро окупится сторицей -
мысли и чувства, идеи и образы Годара воспринимаются не сразу, зато
врезаются в душу навсегда.