РУССКИЙ БУНТ

Вроде как драма
Продолжительность: 125
Россия 1999
Режиссер: А. Прошкин
Продюсер: И. Толстунов, М. Зильберман
Сценарий: Г. Арбузова, С. Говорухин, В. Железников (по произведениям А.С. Пушкина "Капитанская дочка" и "История пугачевского бунта")
В ролях: В. Машков, В. Ильин, С. Маковецкий, Ю. Беляев, Ю. Будрайтис, М. Миронова, М, Даменцкий, К. Грушка
Музыка: В. Мартынов
Оператор: С. Юриздицкий

---

25.07.2002

Режиссер Александр Прошкин, трое сценаристов (в их числе и знаменитый в кинорежиссер, а теперь еще и политик Станислав Говорухин), популярные актеры Сергей Маковецкий, Владимир Машков, Владимир Ильин и еще, как понимает подкованный читатель, чертова пропасть разного народу - от операторов до статистов - года три, похоже, не щадя животов своих, работали над тем, как втемяшить в голову 'племени младому, незнакомому' (им!), что 'Пушкин - наше всё'. Поэт, писатель, историк, автор ну никем из этого племени, кроме зубрил-отличников, нечитанной повести 'Капитанская дочка'... А ведь еще ж и автор 'Истории пугачевского бунта', которую уж вообще никто, помимо ненормальных книжных червяков, прогрызжих многотомные собрания сочинений, и в глаза не видел.

В общем, работали люди, повторяю, года три, а то и вдвое больше, потому как об этой их будущей нетленке еще при жизни сообщала давно почившая в бозе энтэвэвская еженедельная глубоконочная передача 'Синемания'. Тогда-то именно ваш обозреватель и услышал о сем событии, обмер от вожделенного ожидания, целью ближайших лет жизни поставил себе найти, достать, посмотреть, не упустить (как, например, он да и все вы упустили, не посмотрели, не нашли, не достали, НЕ УЗНАЛИ каровской экранизации булгаковского 'Мастера...' с голой не то Тереховой, не то Вертинской в роли Маргариты на метле).

И нашел, достал, посмотрел, узнал, увидел... Попробуем теперь разобраться - ЧТО.

Нет, не буду, не буду повторять уроки любимых учителей словесности, сообщать как новость, где, когда и как работал АС над своим Пугачевым (Гриневым, Швабриным), где печатал, борясь с цензурою (и ГЛАВНОГО цензора любя, как теперь решили считать), что с того поимел и прочая. Не буду. Я же об экранизации собирался...

Н-да, так вот, об экранизации. Оказывается, старик Савельич - маленький, толстенький, кругленький, лысенький (старшее поколение, не путать с Хрущевым Никитой Сергеевичем, нехорошо это; младшее - не путать с Михалковым, Никитой Сергеевичем тож, - вовсе и не похож!) мужичок лет сорока пяти максимум, веселый такой, заботливый. В общем, Владимир Ильин. Хороший актер, играет живо, темпераментно, только я б на месте Пугачева этого 'старичка' обязательно бы убил, чтоб хотя бы гладенькой лысинкой своей не отсвечивал. Толстенький, в общем, вышел Савельич, крепостной старик. Впрочем, не Ильин в этом виноват! Актер есть материал в руках Прошкина-режиссера. Ладно, проехали!

Дальше пошли. Маковецкий. Хороший актер, и не в одном только 'лолитином' клипе хороший, и подлеца этого Швабрина тоже сыграть постарался. Ну, не получилось, что ж, и у хороших актеров бывает. А знаете, могло бы получиться, если б Маковецкий разговаривать нормально выучился: выразительно так, глядя собеседнику в глаза; в общем, как всех нас папы-мамы-бабушки дома и родные учителя в школе обучают. А Маковецкого остраненно-отстраненного не научили, видать. Правда, говорят, настоящий актер никогда учиться не перестает. У жизни. Все подсматривает, подмечает, а потом за свое выдает. Как черт - обезьяна Бога, так актер - зерцало грешного, нашего с вами. С поправкой на время. А тут, выходит, черт с ним, с зеркалом, плюнуть в него, да и дело с концом. А ведь было сказано, и не зря: 'Неча на зеркало...'

Вот этой поправки на время в фильме нет ни у кого. Наверное, современную вещь делали. Исторический фон соблюдая, в костюмы обрядясь, разделились на две части: одна в экзистенциальном столбняке о краткосрочности жизни размышляет, другая в неистовом угаре пляшет, вешает и старательно, но не шибко похоже, делает вид, что водку пьянствует. Как Пугачев, то есть Машков.

Кстати, этот 'вор', пожалуй, достоверней всех держится, что-то такое, знаете, живенькое в нем наблюдается: бородища черная, глаза бесовские, речь опять же более-менее человеческая, с прибаутками. Тулупчик вот только ему заячий не понравился, но взял, взял, каналья.

О ком еще прикажете сообщить? Или о чем? О капитане крепости? Пожалуйте. Юрий Беляев, актер популярный, много снимающийся, но по виду внешнему - натуральный пахан, только что по фене не ботает, однако ж, чувствуется, не забыл, приберегает ее для наступающих бунтовщиков. С теми же, как помнит читатель Пушкина, разговор короток: бушь на нас служить, аль не бушь? Не бушь - в петлю его, окаянного!

Есть у капитана и капитанша, Машина мама то есть. Дородная женщина. Заслужённая. Песни поет, почти что про калину в поле у ручья... Я же сказал: почти. Чего вы сомневаетесь? Не верите - сами посмотрите. Вот. Хорошая, значит, женщина. Песни поет. Машу блюдет. Бунтовщикам служить отказывается. В одной зачем-то исподней рубахе, белоснежной, хорошо простиранной (наверно, 'Тайдом'), на которой кровь красиво так, КРАСНО смотрится, средь бела дня на бунтовщиков наскакивает, потом на грудь к удавленному мужу бросается, рыдает, сердешная, рубаху хорошо простиранную на груди рвет и, тела свово белого не стесняючись, умирает.

Есть еще в фильме слуги, кроме Савельича. Молодые люди. Она и он. Безымянные (беспушкинские) любовники. Это не я догадался, я вообще-то не очень догадливый, как и вы. Это нам, недогадливым, режиссер показал. Прямо так и показал: она и он, люди молодые, только что 'Орбит' не жуют, но и друг за другом уже не бегают. Уже, то есть, добегались и упали. На наших с вами глазах. (И тут вот вспомнилось мне отчего-то - отчего бы, думаю? - старое буржуйское кино, 'Эммануэль', часть первая. Тоже там двое бегали. Слуги. Только малайцы узкоглазые. И, вроде как, вообще без костюмов. Ну, жарко у них там, понятное дело, не Оренбург, чай)

Они, значит, слуги эти самые, упали (куда-то то ли в сено, то ли на телегу с сеном), а в следующем кадре и Маша Миронова с Петрушей Гриневым упали - в амбаре на зерно. Оно, значит, сыплется, точь-в-точь как в немецких полупорнушках 80-х. 'И всё заверте...' - так и подмывает процитировать Аверченко... Но тут герои вдруг чего-то слишком скоро поднимаются и вон выходят, обманув наши худшие ожидания. С Гриневым всё, а Маше падать еще предстоит - на лестнице и в комнатах со Швабриным. В общем, тут тоже можно было бы поподробней рассказать, но можно и не рассказывать, потому что ничего нового авторы фильма не придумали: трещат отстиранные рубахи на девичьих грудях. Воображение товарищей (ах, простите, господ Прошкина и компании!) - вполне и совершенно на уровне. Фридрихштадтпаласа.

А больше, дорогие друзья-читатели, ни о Маше, ни о Петруше мне вам сообщить нечего. Он какой-то бледный все время, как Пьеро, только на лютне не играет. Она - чувствуется, девка здоровая, мордастенькая. Наверное, авторы перед актерскими пробами блоковскую поэму 'Двенадцать' перечитывали: 'Ох ты, Катя, моя Катя, // Толстоморденькая!' Актеры решительно неизвестные, к тому же польские... Наших, нады-ть, не нашлось подходящих.

Что еще рассказать? Или уж насмотрелись? А кино, между прочим, идет 2 часа 5 минут. Так что, будьте любезны, потерпите. Мы с господами кинематографистами еще не все сказали.

Фильм-то называется не 'Капитанская дочка', а 'Русский бунт'. Вот бунт и бунтует себе, простите уж за тавтологию. Пугачев (с Савельичем по поводу тулупчика разобравшись) пляшет на радостях, в угаре руки в кровь зачем-то режет, енералы его пьянствуют, пушки громыхают, царица по Питербурху в золоченой карете разъезжает, папенька Гринев на сынка гневаются, а маменька, вздыхаючи, и не то еще терпела. Потом, само собой, звезда бунтовщицкая закатывается, Машкова в клетке возят, а из клетки вынувши, на глазах у зрителя распинают (последняя сцена живо напоминает финальные кадры известного невзоровского фильма о первой чеченской войне, где все матерятся и стреляют почем зря куда попало, помните? Помните, конечно, если вас папы-мамы до ящика допустили, а жены вовремя не отогнали - такое не забывается, как первая любовь!..). С-с-смак, одним словом, разве что без Макаревича. Русский, понимаете ли, бунт, бес...

А дальше как у Пушкина, помните: '...русский бунт, бессмысленный и беспощадный'. Ну так а в чем дело, господа? Сказано же: 'Бессмысленный и беспощадный'. По мотивам 'Капитанской дочки' и 'Истории пугачевского бунта'. Пушкин написал? Пушкин. Чего ж вам еще, беспощадно же?

Вопрос не в беспощадности, к которой уже все привыкли; вопрос в бессмысленности, с которой иные критиканствующие никак не хотят соглашаться. Бессмысленна ли эта кинематографическая акция: просто к 200-летию НАШЕГО ВСЕГО, или, наоборот, очень даже осмысленна: научить 'незнакомое племя' вычитывать из классических книжек то, чего в них отродясь не бывало: порнушку, чернушку, 'клюквенный сок'?

Отвечают, стало быть, 'чего ж вам еще?' Надо полагать, тот же ответ мы получим, если спросим английских киношников про их 'Онегина'.

- Пушкин сочинил? - ответят вопросом.

- Дык, вроде, 'ой, цветет калина...' - не Пушкин.

- 'Онегина', - возразят, - ВАШ Пушкин написал, или ноу, сэры?

- Наш, ответим мы и удалимся восвояси.

А и правда, Пушкин же - 'наше всё', вот и 'неча на зеркало пенять': отражает, что показывают. Во всяком случае, уж точно - ТОГО, КТО показывает.

Рецензия: Виктор Распопин