Книжный развал

я ищу


Обзор книг

Новые обзоры

Жанры

Категории

Персоналии


к началу





ГЛИНКА

Якобы биографическая мелодрама
Продолжительность: 111
СССР 1946
Режиссер: Л. Арнштам
Продюсер:
Сценарий: Л. Арнштам
В ролях: Б. Чирков, В. Меркурьев, С. Соболев, В. Серова, К. Половикова, М. Названов, Б. Ливанов, А. Шатов, Н. Свободин, П. Алейников, М. Державин, М. Яншин
Музыка: М. Глинка, В. Шебалин
Оператор: А. Шеленков, И. Чен


25.07.2002

Убийственно лживый фильм, но и с проблесками гениальности. Последние - в массовых сценах, операторских панорамах, потрясающем темпераменте Василия Меркурьева (в роли крепостного слуги Ульяныча, решительно ничего общего с крестьянином не имеющего, просто - актера Божьей милостью) и самой попытке режиссера охватить неохватное - эпоху рождения русской культуры 'золотого века'. Увы, попытка эта оказалась несостоятельной прежде всего из-за ложного идеологического вектора, которому подчинено всё: личности, диалоги даже названные выше панорамы.

Перед нами фильм не о композиторе Глинке, перед нами фильм о зарождении русской революции. Глинка в исполнении Б. Чиркова разве что внешне похож на известные нам портреты. Духовно между реальным композитором и персонажем картины нет решительно ничего общего. Более того, в угоду вымышленному Арнштамом образу 'исправляется' и биография композитора.

В.В. Вересаев пишет о нем следующее: 'Был он очень болезнен, постоянно хворал, лечился то у аллопатов, то у гомеопатов; врачи находили у него 'целую кадриль болезней'; страдал, между прочим, сифилисом и последствиями алкоголизма... Был крайне нервен, с легко меняющимися настроениями, сам он за свою нервную чувствительность называл себя мимозой... Он принадлежал к тому роду гениальных натур, которые совершенно неспособны жить во все стороны, брать жизнь во всем разнообразии ее проявлений, подобно Гёте или Толстому. Глинка весь жил в музыке и творчестве, реальная жизнь проходила перед ним нереальными тенями, вне музыки ничего его не захватывало сколько-нибудь глубоко... Симпатии его тяготели только к людям, понимавшим музыку. Этим, вероятно, объясняется, что (внимание, читатель! - В.Р.) Глинка не сошелся с Пушкиным, как известно, в музыке понимавшим очень мало, и дружил с Кукольником, большим знатоком музыки. К общественным вопросам он был глубоко равнодушен. 'Калоши, зонтики и политику посетители должны были оставлять за дверями', - пишет про него один современник. Жизнь его прошла серо и неинтересно. В мелочах жизни он был совершенно беспомощен, нуждался в заботливом уходе. Его старик-слуга Яков Ульяныч заведывал всем его хозяйством, сам Глинка ничего не знал о своем платье, белье, обуви, деньги тоже были у Ульяныча; уезжая со двора, Глинка брал у него несколько мелкой монеты. Настоящей, глубокой и одухотворенной любви к женщине он не знал, увлечения были чисто физиологические... Единственное более глубокое увлечение Екатериной Ермолаевной Керн как-то очень быстро погасло вследствие незначительных недоразумений' (В. Вересаев. Спутники Пушкина: В 2 т. М., 1993. Т. 2. С. 430 - 431).

В фильме Арнштама Глинка здоров, порывист, совершенно независим от Ульяныча, но шибко его любит, целует в маковку, спрашивает совета в сочинении опер, являясь верным учеником музыкально одаренного крепостного. Ну, то есть бред собачий!..

Самая яркая, ножом врезавшаяся в душу кинематографического композитора картина - воспоминание из детства, из 1812 года, когда его, 8-летнего мальчика, вез куда-то, должно быть в тыл, в качестве беженца, верный Савель... пардон, Ульяныч, и к ним в карету заглянул двухметровый, крепкий, как дуб, старик с бородой, прошепелявил чего-то, мол, мотри мне, пальцем погрозил и попер в ополчение. Этот-то старик и сделается героем 'Жизни за царя', его и станут вспоминать Михал Иваныч с Яков Ульянычем при совместном сочинении первой русской оперы.

Отношения Глинки с Екатериной Керн у Арнштама - великая трагимелодрама, вовсе не из-за мелочей разрушившаяся, а вследствие ранней смерти девицы от чахотки, не то б верная ему соратница, декабристка была б. Маменька же, то самое 'мимолетное виденье', на композитора тоже заглядывается, дарит ему список с пушкинского к ней 'Я помню чудное...'.

Наконец, пора и о самом Александре Сергеевиче сказать, да и о других господах литераторах. Из последних хлеще всех господин Булгарин: толстячок такой, натуральный 'метр с кепкой', губастенький, брюзглый, гадина жуткая. И как только этот недоносок 'Ивана Выжигина' смог написать, влиятельнейшую газету многие годы издавать, да еще и с самим Грибоедовым искренно дружить - убейте, понять невозможно! Далее господин Жуковский на очереди. Строгий такой получился господин, занятой при дворе. Больше и сказать нечего, извините. Ну-с, Пушкин А.С. Играет его звезда отечественного экрана 30-х Петр Алейников (не понимаю, почему его вечный напарник Борис Андреев не сыграл здесь тоже, да хоть царя Николая, или еще кого). Так вот, господа, Пушкин - вылитый 'Пушкин' с портретов. И бакенбарды носит чуть не с Лицея, и с Глинкой, по Арнштаму, знакомится не в 1828 г., как было в действительности, а еще до южной ссылки поэта: вместе слушают свободолюбивые речи Рылеева. Похож, похож Александр Сергеевич, так уж похож, что хорошо хоть слов почти не говорит, а так - взглянет вдруг искоса, ноготь на мизинце погрызет и удалится. (Вспомнили, что ли, КВНщики это кино, когда сочиняли 'Встал, поклонился, ушел'?)

А уж Николай Павлович (Борис Ливанов) - просто сказочный эпизод. Посидел в ложе на премьере 'Сусанина', похлопал, чтоб либреттиста Розена поддержать и всяким там булгариным расшикавшимся рты заткнуть, засим встал, поклонился и ушел. Нет, удалился. Как же-с, Пушкин ведь в противоположной ложе, эдак недолго и престиж свой царский уронить... Меж тем, в реальности все было иначе. Обратимся вновь к Вересаеву: '27 ноября 1836 г. было первое представление ('Жизни за царя'. - В.Р.), опера имела блистательный успех. Автор был позван в императорскую ложу, царь благодарил его, пожаловал ему дорогой перстень... Глинка был назначен капельмейстером придворной певческой капеллы, с хорошим жалованьем, с прекрасной казенной квартирой' (Там же. С. 428 - 429).

Но разве ж такое можно в картине 1946 года показывать!

Вот и кручинится Глинка-Чирков по казненным бунтовщикам (ах, простите, революционерам!), вот и распевает на два голоса с Ульянычем народные песни да романсы собственного сочинения. Распевает причем голосом Сергея Лемешева... Между прочим, в первоначальном варианте фильма Чирков пел сам, что было, разумеется, ближе к исторической истине. Опять-таки процитирую Вересаева: 'Помимо композиторского и исполнительского на фортепиано дара Глинка был еще замечательный певец, и это было тем более замечательно, что голос у него был плоховатый и слабый, - сиплый, несколько в нос и неопределенный, - ни тенор, ни баритон... В песне из нескольких куплетов с одной и той же музыкой Глинка пел так, что казалось, будто к каждому куплету музыка совсем другая. Совершенно исключительную силу экспрессии в пении Глинки с изумлением и восторгом отмечают такие знатоки, как музыкальный критик В.В. Стасов и композитор А.Н. Серов' (Там. же. С. 431 - 432). Но худсовет, вероятно, решил, что Лемешев поет громче.

Фильм и завершается соответственной патетикой: вместе с бессмертным народом русским в лице все того же Ульяныча Глинка берется за новое великое дело - оперу 'Руслан и Людмила'. Почему ж было не довести рассказ до логического конца - физической смерти и исторического бессмертия, подобно тому как начали - с детства, с первого пробуждения гениального слуха от крестьянских песен? А потому что 'в 1844 г. Глинка уехал за границу. Жил в Париже, в Испании... Умер в Берлине' (Там же. С. 430). Прямо как белоэмигрант какой-нибудь, Господи прости, а не создатель национальной оперы.

Вот такое вот кино получилось про композитора-революционера.

Примечание. Кассета с записью фильма имеется в фонде гимназической библиотеки.

Рецензия: Виктор Распопин