Книжный развал

я ищу


Обзор книг

Новые обзоры

Жанры

Категории

Персоналии


к началу





ВЕЧЕР ШУТОВ

драма
Продолжительность: 85
Швеция 1953
Режиссер: Ингмар Бергман
Продюсер:
Сценарий: И. Бергман
В ролях: Х. Андерссон, О. Гренберг, Х. Экман, А. Эк, Г. Брост, А. Третов, Г. Бьорнстранд, Э. Страндмарк, Чичи, О. Фридель.
Музыка: К.-Б. Блюмдаль
Оператор: Хильдинг, Блад, С. Нюквист


11.07.2002

Этот, наверное, лучший фильм раннего Бергмана повествует об унижении, бергмановском пунктике и, если угодно, ключе ко всему его творчеству. Он повествует об унижении человека вообще и, в частности, артиста, долгое время считавшегося человеком низшего сорта, наконец, циркача как артиста низшего сорта. Действие происходит в 1900 г. Ранним утром, когда чернота неба только-только начинает уступать синеве, в пригород въезжает бродячий цирк. Его директор Альберт, пожилой, усталый здоровяк просыпается в драной кочевой кибитке и, обняв сладко спящую молодую жену Анну, выбирается на улицу. Холодно. Сквозь туман просвечивают редкие звезды. Мужчина взбирается на козлы и вступает в разговор с худющим и длинным, как Пат, клоуном Фростом, который рассказывает ему историю из собственного прошлого.

Мы оказываемся в пространстве сюжета как бы из немого кино. Стареющая жена клоуна Альма, подзуживаемая солдатами расположившейся на берегу моря роты, соглашается раздеться догола и искупаться вместе с гогочущими головорезами. Местный гамен, нагло ухмыляясь, сообщает об этом мужу. Тот сначала отказывается поверить, затем выбегает на берег и видит картину унижения собственными глазами. С трудом он добирается до купающихся и выносит на берег замерзшую немолодую женщину.

Актерская игра здесь, - пишет шведский критик Йорн Доннер в книге "Лицо дьявола", посвященной творчеству молодого Бергмана ("Ингмар Бергман. Статьи. Рецензии. Сценарии. Интервью". М.: Искусство: 1969. С. 56 - 57), - "сверхотчетлива, пантомимна. Кадры гротескно преувеличены. Эпизод... напоминает кошмары... Бросается в глаза удивительная подробность реалистических деталей, экспрессионистское преувеличение решающих моментов действия. Фрост раздевается и в буквальном и в символическом смысле. Ему приходится идти по острым камням. Это усиливает ощущение муки. Настоящий крестный путь... Фрост унижен, Альма унижена... Виновники затеи - солдаты и офицеры. Но Альма своим вызывающим поведением сама навела их на эту мысль. Труппа сохраняет иронический нейтралитет. Для артистов эта сцена - спектакль. Они уже не способны различать, где игра в трагедию, а где настоящая трагедия. Ведь Фрост - клоун".

Такова была жизнь артиста. Но такова она и сегодня. Директор, оказывается, привел труппу в свой родной город, в город, где живет его жена с двумя маленькими сыновьями. В утреннем разговоре с нынешней спутницей выясняется, что артисты обнищали настолько, что им не в чем давать представление нынче вечером.

Однако у директора и его спутницы кое-что еще осталось, и они, прихорошившись, направляются в местный театр в надежде выпросить у его руководства казенные костюмы напрокат.

Пройдя ряд унижений, они, точнее молодая миловидная женщина, привлекают внимание руководителя театра и, выслушав столь же унизительную нотацию о том, как надо жить, получают желанные костюмы. Красотку замечает театральный премьер, герой-любовник с ухватками полусветского льва, и недвусмысленно предлагает ей рандеву.

Возвратившись в кибитку, циркачи ссорятся: директор собирается посетить дом бывшей супруги, а его любовница закатывает по этому поводу сцену ревности. На самом деле они давно устали друг от друга и от жизни, которую им приходится вести. Мужчина хотел бы вернуться в семью, а женщина... Чего хочет молодая симпатичная женщина, успевшая утратить иллюзии?

Альберт уходит на встречу с женой, а его любовница, разодевшись, направляется в театр и становится свидетельницей финала генеральной репетиции, где несколькими часами ранее предложивший ей переспать премьер предстает во всем блеске. Правда, спустя несколько минут, когда персонажи оказываются в его конуре, мишура слетает - герой-любовник всего лишь артист заштатного театришки. Но для Анны и такая жизнь представляется райской.

В это же время директор шапито встречается со своей семьей. Жена починяет ему видавший виды сюртук, под которым обнаруживается ночная рубашка. Женщина предлагает бывшему мужу деньги, но тот гордо отказывается лишь затем, чтобы почти тут же обратиться к ней с просьбой о возвращении. Он предлагает ей себя остепенившегося, помогающего по работе в лавке и небольшую сумму, которую он сможет выручить, продав свой цирк. Увы, Альберт получает вежливый и печальный отказ. Тем страшнее он в очередной раз унижен.

Меж тем театральный премьер покупает ласки циркачки, посулив ей драгоценный кулон, якобы некогда подаренный ему влюбленной поклонницей.

Технически, да и по самой конструктивной идее эти эпизоды показаны с замечательной выразительностью. Вновь процитирую Й. Доннера: "Действия Альберта и Анны являются выражением одного и того же внутреннего состояния - желания сбежать, изменить. Посещение Альбертом его жены Агды показано в два приема, в промежутке - рассказ об Анне". Трижды на протяжении этих эпизодов в кульминационных моментах наплывают друг на друга лица Агды и Анны, совмещаясь и вновь разделяясь, как бы замещая одно другим. Этот прием станет основным в одном из вершинных фильмов Бергмана, в "Персоне", но и здесь он сообщает картине неожиданную выразительность и психологическую глубину.

По окончании рандеву женщина направляется в ювелирный магазин: по словам любовника, она может прожить на вырученные за кулон деньги целый год. О, тогда она оставит надоевшего старика, да и сам этот вонючий цирковой шатер!

Вновь увы: кулон - грошовая подделка, более того - несолоно хлебавший циркач, возвращаясь из дома жены, наблюдает маршрут любовницы.

Далее следует семейный скандал все в той же кибитке, директор, унижаясь сам и унижая циркачку, вытягивает у нее признание и подробности измены. Стоя у зеркала, он собирается пустить себе пулю в лоб, но в последний момент поворачивает револьвер и расстреливает собственное отражение.

Унижения еще не кончены. Во время выступления циркачки пришедший на представление премьер нагло оскорбляет женщину. Директору не остается ничего иного, как оскорбить его в ответ. В кулачном бою, пользуясь запрещенными приемами, артист избивает директора. Эта, последняя, капля унижения толкает Альберта на преступление - он убивает старого медведя, любимца потертой дрессировщицы. Унизив слабейшего, униженный как бы обретает почву под ногами, сворачивает шапито, и поздним вечером этого во всех смыслах плохого для персонажей дня труппа вновь отправляется в путь.

Последние кадры показывает нам Альберта и Анну, взявшихся за руки и идущих в ночь, вслед за теряющейся во тьме кочевой кибиткой.

"Кинолубок" - так определил жанр фильма сам режиссер. Действительно, драматургически он сделан с нарочитой простотой, даже кажущейся примитивностью, однако глубокая драма человеческой жизни, изложенная художником просто и доступно самому неподготовленному зрителю, на поверку оказывается настоящей трагедией бытия, и она тем трагичней, чем проще, тем безысходнее, что рассказывает о простых, "маленьких", едва ли не бессловесных людях.

Что же касается технической стороны картины, то она, напротив, чрезвычайно сложна, даже изощренна. "Реквизит и вообще все оформление "Вечера шутов" отмечено... печатью прихотливого барокко. Изображение персонажей и самого действия дано опосредованно, при помощи сложной системы зеркал и отражений... Новаторство Бергмана в том, что он сумел творчески воплотить в жизнь теории о глубоко осмысленном монтаже изображения и звука в кино - в направлении, предсказанном еще Эйзенштейном... Звуковые эффекты предваряют или же являются отзвуком происходящего, связывают значительные моменты. Натуралистические эффекты в соединении со скупой простотой музыкальной структуры создают богато оркестрованное звуковое сопровождение. Ритмическое равновесие удивительно - в полном соответствии с преобладающе мрачной архитектоникой..." (Там же. С. 65).

И все же лубок как жанр предполагает некий оптимизм... Пусть в данном случае не оптимизм, а стоицизм: "Хоть тяжко жить, друзья мои," Но все же жить еще возможно". Этот-то стоицизм, в конечном счете, определяющий долголетие "Вечера шутов", человеческую и художническую суть его создателя, роднящий Бергмана с крупнейшими мастерами кинематографа и при жизни возводящий его на кинематографический Олимп, в наше время, может быть, единственный способен оказать реальную психологическую поддержку почти поголовно униженным гражданам некогда великой страны. Тоже, кстати сказать, северянам и почти атеистам.

Рецензия: Виктор Распопин