трагикомедия в стилистике средневековой легенды
Продолжительность: 95 Швеция 1956 Режиссер: Ингмар Бергман Продюсер: Сценарий: И. Бергман В ролях: М. фон Сюдов, Г. Бьорнстранд,
Н. Поппе, Б. Андерссон, Б. Экерот, О. Фридель, Г. Линдблюм, И. Ландгре,
М. Ханссон, Э. Страндмарк, Б. Андерберг и др.
Музыка: Э.
Нурдгрен Оператор: Г. Фишер
15.07.2002
Один из центральных фильмов в творчестве Бергмана. Несомненный
шедевр, образец суровой поэтики европейского севера и одновременно
признательный отклик эстетике Акиры Куросавы.
Емкий и лаконичный сюжет "Седьмой печати", этой, по словам Клода
Бейли (К. Бейли. Кино: фильмы, ставшие событиями. СПб., 1998. С. 260),
"трагикомической аллегории, поставленной как средневековая мистерия",
коротко в следующем. После десятилетнего и неудачного (действие
происходит в XIV веке, на излете этой двухвековой всеевропейской акции,
не только разбившей иллюзии, но сокрушившей весь уклад средневековья,
изменивший саму ментальность европейцев) крестового похода из Святой
Земли на родину возвращаются рыцарь Антониус Блок (Макс фон Сюдов) и его
оруженосец Йонс (Гуннар Бьорнстранд). Картина начинается утренним
пробуждением героев на берегу моря, потрясающим, суровым и прекрасным
вообще и потому что для рыцаря - это наконец желанная родина, пейзажем,
в который в прямом и переносном смысле вторгается Смерть. Вначале она
является в облике мужчины в черном (актер Б. Экерот), а затем и в самых
разных обличьях.
"За мной?" - спрашивает недрогнувший рыцарь и, получив
утвердительный ответ, предлагает Смерти не торопиться, ибо у него еще
есть дела на земле, и сыграть с ним в шахматы: в случае поражения Смерть
отступится, в случае победы... Они начинают партию, которая станет
откладываться и будет, таким образом, обрамлять весь фильм.
Меж тем пробуждается Йонс. В отличие от рыцаря, отчасти
напоминающего Дон Кихота, по крайней мере, внешне он принципиально
отличен от Санчо Пансы. Йонс столь же суровый муж, как и его сюзерен,
но, в отличие от господина, жизнелюбив и, как следует быть слуге,
практичен. Еще он весьма разговорчив, к тому же и - бард, непрестанно
распевающий висельные песенки собственного сочинения. Смерть отбывает по
своим делам, а рыцарь и оруженосец продолжают конный путь вглубь страны.
Страна объята чумой. По пути герои встречают изъеденные трупы и
вымершие деревни. В одной из них Йонс беседует с весельчаком-богомазом,
несмотря ни на что продолжающим свою работу, в другой оруженосец спасает
от насильника девушку и забирает ее с собой. Насильник этот хорошо
знаком Йонсу: десять лет назад он был монахом, уговорившим Блока
пуститься в бессмысленный поход и разрушившим его едва начавшуюся
счастливую семейную жизнь. Теперь бывший монах мародерствует в
заброшенных домах.
Йонс не убивает мародера и не насилует спасенную, хотя с легкостью
и без каких-либо душевных мук мог бы совершить оба злодеяния. Он лишь
предупреждает первого: не попадайся более на моем пути, второй же
сообщает: устал от насильственной любви.
Покуда оруженосец действует, рыцарь страдает. Не столько из-за
утраченных иллюзий, сколько в бесплодных попытках или обрести Бога, или
отказаться от него: есть ли Бог вообще и для него, или вокруг и впереди
- лишь пустота? Рыцарь вопрошает о том бытие и собственное сознание,
встречных и наконец исповедника, которым оказывается все та же Смерть и
которому герой, не разглядев его из-за решеток исповедальни, открывает
план хитроумной выигрышной комбинации, должной позволить ему победить в
начатой шахматной партии.
На этом, можно сказать, заканчивается экспозиция картины. Однако
есть в фильме и другая пара главных героев, тоже уже появившихся в одном
из начальных его эпизодов. Это нищие бродячие артисты, молодые супруги,
Йоф (Иосиф) и Мия (Мария), обожающие своего полуторагодовалого сынишку.
Вместе с ними в цирковой кибитке путешествует по городам и весям
руководитель их "театра", обжора и бабник Скат. Йоф (знаменитый шведский
комик Нильс Поппе) - физически хрупкий добряк и поэт, Мия (одна из
лучших бергмановских актрис Биби Андерссон) - воплощение женской
красоты, природной мудрости, молодой радости бытия, но и материнства, и
верности, и той редкой любви к мужчине - мужу, что сочетает в себе и
страсть, и кокетливость, и материнскую заботу, и верность, и
всепрощение. Конечно же, Йоф и Миа - те самые плотник и Богоматерь,
встреча с которыми если не разрешит сомнений рыцаря, то, по крайней
мере, даст ему возможность достойно завершить жизнь, выполнив, наконец,
рыцарское предназначение. Блок спасет их, единственно достойных жизни
персонажей картины, от всепожирающей Смерти.
Сюжет откровенно эсхатологической "Седьмой печати" (о чем говорит и
само название картины - цитата из "Апокалипсиса") - движение по дороге
вглубь страны (культуры, эпохи), встречи со Смертью и людьми
(обывателями, актерами, монахами, солдатами), продолжающими жить вопреки
чуме. Движение к утраченному раю (родовому замку рыцаря и терпеливо
ждущей его все эти десять лет верной жене, новой Пенелопе, отказавшейся
покинуть дом даже тогда, когда в нем не осталось ни одной живой души) и
к смерти, поскольку все персонажи фильма, кроме актерской четы и их
младенца, не впишутся в круто меняющуюся жизнь - на дворе, как было
сказано, XIV век, последний рубеж средневековья.
Центральные эпизоды картины - встреча Блока и Йонса с юной ведьмой,
приговоренной к сожжению заживо (она, сама считающая себя любовницей
дьявола, будет сожжена, но предварительно опрошена рыцарем на сугубо
интересующий его предмет), выступление бродячей труппы в еще
незатронутой эпидемией деревне - своего рода "пир во время чумы", на
котором сластолюбивый Скат уведет у местного кузнеца жену, распутную
бабенку, а потом будет долго бегать от разгневанного рогоносца, покуда
не прибежит в объятия Смерти, и шествие флагеллантов, мрачное и дикое,
как бы подчеркивающее основную мысль ленты: этот мир - на краю гибели,
этот мир обязан погибнуть. Помянутые эпизоды столь ярки и контрастны,
что, собственно, благодаря им (и их последовательности: ведьма -
деревенское представление - шествие бичующихся) мрачная легенда и
обретает черты трагикомедии, временами даже и фарса.
С гибели Ската начинается путь к финалу и шествие смертей. В одном,
последнем, лесном переходе от родового замка рыцарь проиграет партию
своему жуткому сопернику, однако сумеет отвлечь его всевидящее око и
даст возможность семье артистов убраться восвояси. Следующим на глазах
зрителей погибнет встреченный Йонсом в мертвой деревне и заразившийся
там чумой насильник-мародер. Он будет дико кричать от страха и боли,
просить у той, что чуть не стала его жертвой, воды, но суровый
оруженосец откажет ему в последней милости. А когда наконец Блок и Йонс
в компании с кузнецом-рогоносцем, его неверной женкой и служанкой
оруженосца доберутся до замка, там их встретит не только верная супруга
рыцаря, но и Смерть, пришедшая за Блоком, однако отнюдь не
удовлетворившаяся им одним.
В последних кадрах фильма Йоф и Мия, выбравшиеся из ночного леса на
залитую утренним светом поляну, будут наблюдать прихотливую игру
облаков, которая сложится в конце концов в сцену пляски смерти с
отчетливо явленными фигурами всех остальных убиенных персонажей, цепью
или хороводом влекомых за грань реальности пляшущим черным силуэтом в
развевающемся по ветру плаще и с косой, уже полускрытой то ли рамкой
последнего кадра, то ли задвигающегося театрального занавеса,
символизирующего гибель эпохи и конец представления.
"Ингмар Бергман, - пишет Клод Бейли в цитировавшейся выше рецензии,
- говорил, что построил свой фильм по образцу картин средневековых
художников, "с той же объективностью, с той же чувствительностью, с той
же радостью". Его мысль совершенно ясна: нам всем грозит чума, имя
которой сегодня - ядерная война (а сегодня? Глобализация, вырождение
Старого Света, всемирная экспансия ислама?.. "Чума" вечна и неизбывна...
- В.Р.), и перед лицом этой опасности не остается ничего другого, как
обратиться за помощью к чистым сердцам. Бергман противопоставляет
фанатизму и нетерпимости "молоко человеческой нежности" (в фильме есть
сцена, когда рыцарь знакомится с Мией и та угощает его земляникой с
молоком. - В.Р.). Но в его фильме нет ни малейшего догматизма. Он ведет
игру с иконографической наивностью и свободно накладывает рисунок на
воображаемое средневековье. Вспоминается Дюрер, гравюры на дереве Ганса
Бехама, "Пляска смерти" Орканьи. Философская же мысль, оставаясь
несколько упрощенной, непрестанно освежается прозрачно-чистыми
сновидениями и даже юмором... С "Седьмой печати" начинается признание во
всем мире творчества Ингмара Бергмана".
Сам режиссер в одном из поздних интервью на вопрос, кто из героев
фильма наиболее близок ему, отвечал так: "Я всегда питал симпатию к
людям склада Йонса, Юфа, Ската и Мии. И с определенным отчаянием ощущал
в себе Блоков, от которых так никогда и не сумел окончательно
избавиться. Это роковая порода людей, фанатики, и не важно, как они себя
проявляют - как религиозные фанатики, как политические фанатики или как
фанатики вегетарианства. Те, кто пристально и как бы мимо людей глядят
вдаль на некую, неведомую нам цель. Самое худшее то, что они нередко
имеют большую власть над окружающими. Я не испытываю к ним ни малейшей
симпатии, хотя и верю, что они чертовски страдают". Замечу, что
отсутствие симпатии отнюдь не помешало Бергману изобразить страдающего
рыцаря с сочувствием и позволить именно ему совершить подвиг истинного
человеколюбия.
И еще одно высказывание режиссера о фильме, в заключение:
"Благодаря ему я избавился от собственного страха смерти" (Цит. по:
Бергман о Бергмане. М.: Радуга, 1985. С. 197 - 198).
Посмотрите "Седьмую печать" обязательно, чтоб если не избавиться от
своих страхов, то задуматься о собственном и всечеловеческом пути,
неизбежно конечном, но отнюдь не неизбежно безнадежном.