ДЕВИЧИЙ ИСТОЧНИК

драмоподобный триллер
Продолжительность: 86
Швеция 1959
Режиссер: Ингмар Бергман
Продюсер:
Сценарий: У. Исакссон (по скандинавской легенде XIV века)
В ролях: М. фон Сюдов, Б. Вальберг, Г. Линдблюм, Б. Петерссон, А. Дюберг, Т. Иседаль, А. Эдваль, У. Порат, Г. Брост и др.
Музыка: Э. Нурдгрен
Оператор: С. Нюквист

---

09.10.2002

"Девичий источник" - небольшая мрачная кинопоэма, вырастающая из переиначенного старинного сюжета о сводных сестрах, беляночке и чернявке, любимой и нелюбимой, дочери и падчерице, хорошей и плохой. Здесь речь, скорее, идет не о плохой и хорошей, но о виновной и виновной. Ибо они обе, белая и черная, дочь и падчерица - виновны. Одна - в самовлюбленности, другая - в зависти.

Сюжет элементарен, состоит буквально из нескольких эпизодов и разделяется на две отчетливо различимые части: преступление и наказание.

Преступление. В начале картины мы видим зажиточное крестьянское хозяйство, ухоженный дом-особняк, в котором живут крепкий средних лет хозяин и его жена, их общая дочь, а также дочь хозяина от первого брака. Кроме того, несколько слуг. С первых же кадров зритель погружается в мир на отшибе, в мир, отделенный не только от городов, но и от сельских поселений. Более того, и хозяйственные постройки располагаются достаточно далеко от дома, где спят, едят и хранят ценности. В одной из таких построек мы и встречаем впервые падчерицу. Она беременна неизвестно от кого, она нелюбима всеми, загнана в черную работу и в дошедшую до ненависти зависть к счастливой сестре-девственнице, спящей до полудня, поскольку накануне протанцевала до полуночи. Наконец, она, христианка, в отчаянии обращается за помощью к древнему Одину. И жестокий одноглазый бог северян внимает ее мольбе.

Нарядив в белые дорогие одежды любимую дочку и усадив ее на коня, родители отправляют беляночку в соседнее селение, дабы послушать мессу. Чернявку посылают вместе с ней.

Миновав мрачный, откровенно отсылающий зрителя к стилистике Куросавы, лес, где, встретившись с колдуном-отшельником, чернявка намеренно отстала от сестры, и выехав на ясную поляну, доверчиво-кокетливая девственница встречает там трех оборванных негодяев, пасущих одну чахлую козу. Это три брата: два мужика и мальчишка. Летний солнечный день, присутствие козы и подростка, но главное - собственное кокетство склоняют путешественницу принять участие в пикнике с неизвестными.

Последовавшую за утолением голода и жажды сцену жестокого коллективного изнасилования, а затем и убийства блондинки наблюдает из-за кустов падчерица. И мы видим происходящее отчасти в прямом изображении, отчасти ее глазами.

Раздев жертву догола и покидав ее дорогие платья в мешок, преступники, рыгая и похохатывая, удаляются в ту сторону, откуда она приехала. Лишь не до конца испорченный и шокированный увиденным подросток то ли от жалости, то ли от страха бросает на лицо покойницы несколько горстей земли.

Наказание. Поздним вечером в дом взволнованных отсутствием дочери родителей стучат калики перехожие. Это все те же братья-разбойники. Хозяева впускают их в дом, сажают за стол и даже оставляет ночевать. В перспективе крестьянин, видимо, предполагает нанять их на сезонную работу. Однако его предчувствующей недоброе жене поведение и разговоры братьев кажутся все более подозрительными. Перед сном один из них предлагает ей купить дорогое, но, к сожалению, порванное и испачканное платье их якобы умершей сестры. Мать, несколько часов назад, любовно наряжавшая дочку в это самое платье, конечно, не может его не узнать.

Бестрепетно выдержав переговоры с убийцами, пожелав доброй ночи и заперев их на ключ, она, сдерживая рыдания, сообщает известие мужу. Для них обоих теперь ясно, что произошло с девушкой, как ясно и то, что произойдет дальше.

Зритель же еще долго держится в напряжении. Бергман усиливает саспенс длинными сценами приготовлений крестьянина к отмщению. Сперва он выходит во двор как бы раздышаться перед предстоящим, потом решает вымыться в бане. В предбаннике встречает возвратившуюся чернявку, рассказывающую ему обо всем, что мы видели своими глазами, и кающуюся в собственной вине. В истерике она даже отрицает вину насильников, ибо считает, что все происшедшее - следствие ее ненависти и мольбы к Одину. Раскаяние ее несомненно, как несомненно и то, что она во всей этой истории только выиграла, ибо теперь остается ЕДИНСТВЕННОЙ дочерью в семье.

После бани крестьянин вооружается тесаком и вступает в сени, где спят убийцы. Нет, он не убивает их спящими, но хладнокровно дожидается рассвета, вступает с каждым из братьев в единоборство, в схватку, одну сторону которой представляет преступный ужас, а другую - холодное самурайское бешенство мщения. Зарезав обоих насильников, отец, не умея остановиться и не обращая внимания на мольбы жены, наблюдающей вместе с нами (точно так же, как наблюдала сцену изнасилования и убийства сестры чернявка) за ходом обряда наказания, поднимает обмершего от ужаса подростка и разбивает его голову об косяк.

Эпилог. Все обитатели усадьбы пешком идут той же дорогой, какой ехали сестры, чтобы найти тело убитой девушки и предать его земле. Над трупом крестьянин возносит отчаянную молитву Господу и клянется выстроить на этом месте храм. Когда мать, лаская, приподнимает светловолосую голову убитой, из-под нее пробивается источник и разливается в чистый, сильный, веселый, вольный ручей.

Фильм получил "Оскара", но был - и справедливо - подвергнут критике со стороны режиссеров "Новой волны" и киноведов. Сам Бергман считает "Девичий источник" "настоящей производственной травмой", определяя его как фильм, рассчитанный "на нужды туризма и... убогое подражание Куросаве. Это был, - говорил режиссер в одном из поздних интервью, - мой самый восторженный период увлечения японским кино, я сам тогда чуть было не заделался самураем" (Бергман о Бергмане. М.: Радуга, 1985. С. 199).

Впрочем, современная или чуть более поздняя советская критика оценивает "Источник" как раз наоборот, весьма положительно. Б. Чижов, например, во вступительной статье к сборнику "Ингмар Бергман. Статьи. Рецензии. Сценарии. Интервью" (М.: Искусство, 1969. С. 31) пишет, усматривая в фильме проблематику Достоевского, следующее: "Перенося на экран средневековую легенду о святом источнике, забившем на месте страшного преступления, Бергман изобразил зло жизни в самых крайних, самых жестоких формах. Внимание художника приковано к тому, что издавна являлось суровым испытанием для веры - к страданию невинного. Речь идет о той самой "слезинке ребеночка", из-за которой Иван Карамазов покорнейше возвращал Богу свой "билет" на вечное блаженство".

Из чего конкретно критик извлек эту "слезиночку ребенка" - непонятно, может быть, из легенды, легшей в основу фильма?.. Несомненно, однако, что в "Источнике" Бергман продолжает выяснять собственные отношения с Богом и людьми. Несомненно и то, что "Бог молчит", а говорят и действуют Его именем люди. Несомненно, на мой взгляд, и то, что в данном случае это выяснение отношений слишком холодно-отчужденное и в то же время какое-то непродуманное, что ли. Не-бергмановское в философской и публицистической (сценарной) части. Ну, не верит художник в то, что он делает, не верит ни в источник-символ, ни в абсолютную невинность жертвы. Оттого получается, что фильме именно и только люди выясняют между собой именно и только до зверства человеческие отношения. А хлынувший из-под головы мертвой девушки источник - простая случайность.

И, в общем, понятно, почему режиссер определил свою работу как "производственную травму": невразумительная идея породила по-голливудски невыразительную игру актеров, даже такого мастера, как фон Сюдов, а триллероподобный саспенс и нагромождение жестокостей, еще более голливудские, чем сам Голливуд, не могли не вызвать признания американской киноакадемии - и справедливого недоумения серьезных критиков вкупе с мастерами европейского киноискусства. К тому же: в сравнении с гениальной "Седьмой печатью", трезво и ясно трактующей, в общем, ту же пробематику, "Девичий источник" не то что проигрывает - смотрится как фильм другого режиссера.

И тем не менее художественное мастерство Бергмана таково, что даже явная неудача для него, - "Источник" для многих других был бы, возможно, вершиной творчества. Триллер, заставляющий зрителя и спустя четыре с половиной десятилетия после его выхода на экран думать, недоумевать, спорить с автором, а наиболее, как нынче говорят, продвинутого еще и пойти в библиотеку, дабы отыскать средневековую легенду, легшую в основу картины, - вообще-то говоря явление неординарное. Не так ли?

Рецензия: Виктор Распопин