СОРОК ПЕРВЫЙ

мелотрагический истерн
Продолжительность: 87
СССР 1956
Режиссер: Григорий Чухрай
Продюсер:
Сценарий: Г. Колтунов (по рассказу Б.Лавренева)
В ролях: Изольда Извицкая, Олег Стриженов, Николай Крючков, Г. Шаповалов, Н. Дупак и др.
Музыка: Н. Крюков
Оператор: С. Урусевский

---

18.10.2002

Этим фильмом дебютировал в отечественном кино Григорий Чухрай, человек очень талантливый, режиссер серьезный, да что много говорить, - один из лучших в советском кинематографе.

"Сорок первый" снят по новелле известного беллетриста Бориса Лавренева и повествует о любопытном, вполне реалистическом и в то же время совершенно мелодраматическом, пожалуй даже, мелотрагическом эпизоде гражданской войны.

Дело происходит на берегах и между берегами Каспия и Арала. Небольшой отряд красноармейцев, вырвавшись из тисков превосходящей силами Белой гвардии, отступает по пустыне, совершая бандитские по сути набеги на редкие караваны. Денег и носильных вещей с ограбляемых доблестные большевики не берут, а верблюдов вместе с тем, что на них в тюках, и пресную воду реквизируют, оставляя взамен чегой-то там раскосо лопочущим расписки: мол, такой-то командир берет не вообще, а пока, потом же непременно отдаст (на том свете кочерыжками).

Руководит отрядом типичный человек с ружьем, в тулупе и драной папахе со звездочкой (звезда номер один дооттепельного кино, Николай Крючков). Правая рука у него - опять же типичная Анка-пулеметчица (маловостребованная в дальнейшем Изольда Извицкая, положившая, однако, начало умеющим на свою беду сильно чувствовать героиням-красноармейкам). Заместо "Максима" у ей винтовка, из которой она, кукушка-снайперша, уже положила четыре десятка белых гадов. А в сорок первого маху дала.

Им, сорок первым, оказывается контра - типичней некуда, опять же "вчёный", "Робинзона" читал, голубоглазый сладкий красавчик, суперзвезда отечественного кино 50-х - 60-х Олег Стриженов. Ну, командир у нас умнее не бывает - отдает пленного козла в огород правой руке. (Ведала б левая!.. А может, и ведает, до конца еще далеко.) У пленного обнаруживают штабные документы, из которых явствует большая игра, затеваемая на пару Колчаком и Деникиным. Увы, правила игры в бумажке не прописаны, а блондинчик, гнида, знает да молчит. Шлепнуть его? Шлепнуть! Нет, погодить, стреножить да и повести через пустыню к Аралу, а там и наши недалеко. В штабе его, контру, в два счета сперва раскусят, потом выпотрошат и - в расход.

Повели. Чисто, как в "Оптимистической трагедии" пополам с "Хорошим, плохим, злым" (обе они, заметьте, читатель, появятся много позднее). Через сорок минут (экранного времени) кое-как добрели. Понятно дело, здравствуй, мама, возвратились мы не все, сколько веселых парней из восемнадцати ребят ни за что ни про что, если не считать правого дела р-революции, в песках полегли, а контра, смотри-ка, хоть бы хны ему!

На берегу Арала, подобру-поздорову поручкамшись с аборигенами и оставив в их сердцах несмываемое счастье встречи с представителями красной нови, подарив местным матрешкам стеклянные бусы в виде офицерского погона, тут же содранного с контрова плеча, благополучно и разделились. Дядя Коля повел оставшихся голодранцев берегом к нашим, а офицерика под присмотром кукушки и двоих сопровождающих загрузили в баркас да отправили морем - чтоб, значит, быстрее.

Покуда идущие идут, а плывущие плывут, аборигенов посещает конкурирующая организация. Ну-у, доложу я вам, зверьё. Ни руки, блин, подать шаману, ни водкой председателя угостить, ни тем более цацку девушке подарить - а у самих-то вон сколько этого добра награбили, иуды!.. Да мало того, чуть чего орать и к стенке ставить: подавай им красных! Куды нашего голубоглазенького девали?.. Ща в расход пущу! Эх-ма, а еще благородные!..

Кое-как от них отбоярились, спасибо девушке с погоном, а то б весь аул положили, ироды!

Покуда, значит, таперича, белые морем плыть за своим человечком собираются, а красные, кажись, вообще сгинули, на воде разыгрывается драма. Шторм, ураган, страсть Господня. Обоих сопровождающих за борт смыло, и осталась Анка с гадом ентим одна.

Надо ли рассказывать, дорогой читатель, далее? Смогу ли передать трепет первой любви, закравшейся, как тать, в нежную душу лишь с виду грубоватой матроски? "Как она ждала, как она звала, как она..." А вот этого не было - последнюю каплю ему споила, когда он, белая косточка, захворал, забился, забредил, промокший, в дырявой сторожке на рыбачьем острове, куда выбросило наших робинзонов Аральское море, в те баснословные времена еще не мертвое.

Выходила его революционерочка, пригрела, приголубила - и стала вербовать. А как же, в какие времена живем, ребята!.. Ну и не без личного счастья тоже. Повезло, короче, кукушке.

Поссорились они, как водится, пошумели, поплакали, - а и не выдержал голубоглазый, сдался: перекуюсь, говорит, нынче же, только ты меня, пожалуйста, снова поцелуй.

Поцеловала, еще поцеловала, тут солнышко вышло, песочек прогрелся, гоубая лагуна там, то да сё... Идиллия. Но мы ж смотрим советское кино, снятое через три года после всенародной скорби по дядюшке Джо, не какой-нибудь там Голливуд!

Вдруг откуда ни возьмись - парус. Правильно, одинокий, неправильно - не красный - белый, черт побери! И бежит наш Робинзон, вопия: друзья, товарищи (бывших министров), братья, заберите меня отседова, ур-ра!..

Н-ну, гад, н-ну, контра, правильно дядя Коля говорил - вражина, на, получай, сорок первый! Сорок первый, любимый, единственный, открой глаза, это же я, твоя Катя!.. Ведала, выходит, левая рука человека с ружьем, что творит правая!..

О том, что сталось с этой Катей в руках приближающихся белых, история умалчивает.

Я не зря столь подробно пересказывал содержание картины, намеками пытаясь цитировать "крылатые" выражения из наших же лент, близких рассматриваемой по времени. Все они: от какого-нибудь "Подвига разведчика" до приключений товарища Сухова - страницы одного и того же старательно и искренно создаваемого мифологического альбома великой (для авторов эпохи) революции; все они - более или менее хороши, все они - вариации одного и того же полижанрового варианта, который можно охарактеризовать как мелотрагический истерн, или мелодраматический боевик. Чухраевская версия по-своему не хуже любой другой пустынной или таежной, разве что время, когда создавалась, было само по себе более "правильным", романтичным. Потому и сегодня фильм смотрится, но без веры в то что герои - в самом деле, хорошие, антигерои - в самом деле, плохие. Замещает недостаток этой веры уместная цитатность (что такое постмодерн в 56-м? Как что - буржуазное псевдоискусство!) и множество находок молодого мастера, бесчисленное количество раз повторенных (процитированных) впоследствии как нашими режиссерами, так и зарубежными "комбинаторами псевдоискусства". Серджо Леоне, например, в "Хорошем, плохом, злом", который, бедняга, может, "Сорок первого"-то как раз и не видел, ну и что, зато видел, надо полагать, "Белое солнце пустыни" Мотыля.

Примечание. Кассета предоставлена для рецензии библиотечным фондом первой новосибирской гимназии.

Рецензия: В. Распопин