сатирическая комедия с элементами антиутопии Продолжительность: 87 США 1936 Режиссер: Чарлз Спенсер Чаплин Продюсер: Чарльз Спенсер Чаплин, Альфред Ривс Сценарий: Чарлз Спенсер Чаплин В ролях: Чарли Чаплин, Полетт Годдар, Честер Конклин, Генри
Бергман, Аллан Гарсиа, Гарри Мейерс, Эдвард Кемпбелл, Ллойд Ингрем и др Музыка: Чарлз Спенсер Чаплин Оператор: Роланд Тотеро, Айра Морган
23.12.2002
"Очень многое, во что мы когда-то верили, оказалось пустым и
нереальным, и никто не имел никакого представления о том, что же надо
предпринять... Мы уже не в состоянии справиться с тем, что произвели; мы
не можем справиться с духами, которых мы сами вызвали к жизни. Наша
возможность производить в необъятных количествах все необходимое
породила нищету... Надо было дать сатиру на новые времена...
символизировать эти новые времена", - говорил Чаплин в интервью перед
премьерой картины (здесь и далее цит. по: А. Кукаркин. Чарли Чаплин. М.:
Искусство, 1960. С. 162).
Значит, что же - назад к природе? Скорее, однако, назад к дороге.
По которой - немаловажный акцент - в этот раз маленький бродяга уходит
не один, а под руку с верной возлюбленной, такой же бездомной, как и он
сам.
Однако по порядку. Прежде всего, в этом фильме Чарли более чем
где-либо хочет работать. Но не умеет. Устроившись рабочим на конвейер и
ощущая, что сам превращается в робота, герой как бы помимо собственной
воли пытается встрепенуться, подобно вымокшей собаке, отчего нарушает
убойный ритм работы конвейера и попадает под тяжелую руку начальства.
Расправа, правда, откладывается, поскольку начальство желает
испытать в деле (и, конечно, именно на Чарли) нового робота-кормильца,
тоже своего рода конвейер, призванный сократить до минимума обеденные
перерывы. "Маленького человечка в комбинезоне привязывают ремнями к
аппарату, и механические "руки" кормят его супом, мясом, вареной
кукурузой, заботливо вытирают ему рот специальной подушечкой,
напоминающей пресс-папье. Однако Чарли не успевает насытиться, как весь
сложный механизм неожиданно разлаживается и развивает бешеную скорость.
Тогда горячий суп выплескивается с тарелки прямо в лицо Чарли, куски
мяса вместе с гайками безжалостно запихиваются ему в рот, початок
кукурузы больно бьет по носу, а подушечка для утирания хлещет
несчастного по губам и щекам. "Кормящая машина" превращается в свою
противоположность - в страшную машину истязания и голода, символизируя
собой новые времена кризиса, взбунтовавшиеся силы капиталистического
производства" (С. 164).
Сегодня мы бы сказали не капиталистического, а тоталитарного, и,
наверное, были бы ближе к истине, потому что "Новые времена"
отчетливейшим образом вписываются в жанр сатирической антиутопии,
ставший популярным на Западе как раз в 30-е годы, после выхода в свет
знаменитого романа Олдоса Хаксли "О дивный новый мир" (1932).
Несолоно хлебав, герой возвращается на рабочее место, где
обнаруживает возросшую скорость конвейера - таков приказ раздраженного
неудачей с кормящей машиной директора. Не справившись с новым ритмом,
Чарли попадает внутрь монстрообразного механизма конвейера и,
поболтавшись там с веселой жутью, оказывается благополучно возвращен
задом наперед на свет Божий, но лишь для того, чтобы с позором быть
изгнанным с завода без выходного пособия.
Классический эпизод этот миллион раз будет в той или иной форме
повторен в картинах других мастеров. Прямым образом его совсем недавно
повторил режиссер Хотиненко, заставив актера Маковецкого физически
углубиться в механизм самого популярного отечественного пистолета (фильм
"Макаров").
Подергиваясь и примериваясь скраденным гаечным ключом к огромным
модным пуговицам, напоминающим гайки и украшающим наряды фланирующих
мимо дамочек, герой неожиданно попадает, как кур в ощип, в центр
антиправительственной демонстрации, а затем и - без вины виноватый - в
тюрьму.
Ах, как славно он там прижился, маленький бродяга! Да вот беда, на
свою голову остановил побег вооруженных громил, применяя давно знакомые
и всегда очаровательные чудеса ловкости. За сей поступок и был
приставлен к ордену, то бишь досрочно выпущен на свободу с
сопроводиловкой шерифа, позволяющей устроиться на работу.
Не так-то это просто, то есть устроиться-то просто, да вот работа у
Чарли не получается. Кто ж, к примеру, станет держать работничка, в
первый же день по ретивости своей отправившего в последнее плавание
недостроенный корабль?
И помыкавшись малость, герой решает возвратиться в тюрьму, для чего
нагло наевшись до отвала в ресторане, отказывается платить. На пути к
полицейскому фургону он знакомится с красавицей-замарашкой, вместе с ней
бегает от полиции, находит заброшенную хибару, где и живут они долго и
счастливо некоторое время - пока Чарли не обнаруживает в газете
объявление о требующихся заводу работниках.
Буффонада с монстрообразным механизмом повторяется, с той разницей,
что в его брюхо попадает теперь не Чарли, а пожилой мастер-наладчик. На
беду попал он в механизм за минуту до обеденного перерыва, электричество
вырубили, и "торчащую голову механика Чарли кормит и поит, используя
вместо воронки жареного цыпленка. В этой сцене, целиком построенной на
буффонаде и пантомиме, трагическое положение используется в качестве
самого обычного предлога для шуток" (С. 169). Тем веселее и тем
страшнее.
Сразу же вслед за включением рубильника и освобождением старика
герой попадает в забастовку и вновь садится в тюрьму. И пока он там
отдыхает, его подруга, которую, кстати, тоже разыскивает полиция - за
бродяжничество, устраивается на работу в ресторан. Она прекрасная
танцовщица, она и верная любовница. Дождавшись Чарли у ворот тюрьмы,
девушка уговаривает директора ресторана взять бедолагу на службу. - А
сможет ли он работать официантом? - спрашивает директор. - А умеет ли
петь?
Ни того, ни другого маленький бродяга раньше будто бы не делал, но
соглашается - и танцует через весь зал с блюдом на голове, и поет, да
еще как - голосом Чаплина, ту самую песенку, что у нас когда-то
переводили, как "Я бедный Чарли, Чарли, / Пошил штаны из марли", поет на
мотив популярной французской шансонетки "Титина". Жрущий и пляшущий
народ, как теперь говорят, тащится, директор в восторге, вот-вот
счастливая пара заживет нормальной мещанской жизнью, но тут за девушкой
приходят вычислившие ее копы, и Чарли, конечно, вступается за любимую,
конечно, обдуривает полицейских, и конечно, вновь уходит от нас по
большой дороге, но в этот раз, как уже было сказано, не один.
Есть такой жанр - песня протеста. В "Новых временах" Чаплин создал
новый поджанр кинематографа - социальную комедию протеста, памфлет,
исполненный самого разнообразного юмора, метафоричный и, вероятно,
наиболее насыщенный символикой среди всех его картин. Кстати, очень
может быть, что эта антиутопия создавалась и в знак протеста против
антисоветской (не просто же антитоталитарной!) повести Хаксли.
И что же? "Новые времена" осудили в Америке, выпустили на экран с
купюрами, вообще запретили в фашистских странах. "Геббельс попытался
даже с помощью своих подручных во Франции возбудить судебное дело против
Чаплина, обвинив его в... плагиате: будто бы "Новые времена" являлись
переделкой картины Рене Клера "Свободу нам!". Но французский режиссер с
возмущением отверг возмутительную попытку фашистов использовать его имя
в клеветнических целях и заявил, что он был бы горд, если бы
действительно мог чем-либо помочь своему учителю" (С. 172).
Да не смутит вас, дорогой читатель, лексика приводимых отрывков:
для времен, непосредственно предшествующих второй мировой и
непосредственно следующих за ее окончанием, она совершенно естественна.
А по содержанию сказанное - правда. Такая же нелицеприятная правда, как
и картины Чаплина среди моря розовой мыльной пены среднестатистической
голливудской продукции.
"Введение правительством Рузвельта "нового курса" как панацеи от
всех бед кризиса вызвало поток восторженных фильмов, проникнутых
казенным оптимизмом... Чарльз Чаплин был в числе тех немногих деятелей
американского кино, которые разобрались в истинной сущности "нового
курса" и не идеализировали его... В самом деле, что изменилось для
чаплиновского героя в жизненном водовороте после того, как газетные
заголовки оповестили об открытии предприятий? Ровным счетом ничего:
снова кратковременная работа, вновь тюрьма, опять улица" (С. 173).
Новым в фильме было и звуковое сопровождение. Правда, диалога там
почти нет, если не считать несколько механических реплик главного
заводского робота - его директора, да "разговоров" машин. Люди
жестикулируют, машины разговаривают - каков символ! А еще и до сих пор
говорят, что именно Чаплин изо всех сил сопротивлялся звуковому кино. Не
сопротивлялся, выходит, а искал иные, нестандартные способы применения
звука. Шел против, как и свойственно истинному гению. Но это был
последний немой фильм "великого немого", его восклицательный знак.
Нет, Чаплин не сдался, но и не напрасно увел своего героя вдаль по
дороге вдвоем с любимой. Маска маленького смешного клоуна с тросточкой
за два с лишним десятилетия была отработана. Поднявшись до высот
сатирической антиутопии, мастер уже не мог, не должен был ее, маску,
вновь тиражировать. Мир изменился, надвигалась величайшая война в
истории человечества, зритель, выражаясь словами Пастернака, требовал от
художника "полной гибели всерьез".