ГОРИТ, МОЯ БАРЫШНЯ... (БАЛ ПОЖАРНЫХ)

сатирическая комедия
Продолжительность: 70
Чехословакия - Италия 1967
Режиссер: Милош Форман
Продюсер: Карло Понти, Иржи Себор
Сценарий: Милош Форман, Ярослав Папушек, Вацлав Сашек, Иван Пассер
В ролях: Ян Востричел, Йозеф Себанек, Йозеф Валнога, Франтишек Дебелка, Йозеф Колб, Ян Стёскл, Вратислав Чермак, Вацлав Новотный и др.
Музыка: Карел Мареш
Оператор: Мирослав Ондржичек

---

25.02.2003

Шедевр раннего, чехословацкого периода творчества Милоша Формана, "Бал пожарных" - короткая и злая сатирическая комедия с почти трагическим финалом. Фильм снят в 1967 году, в городке Врхлабы, на деньги Карло Понти; в том же году запрещен властями, в 1968-м, на волне Пражской весны, вышел на экраны, затем вновь отправлен "на полку" еще на два десятилетия; показан каналом "Культура" 16 февраля в программе "Культ кино" Кирилла Разлогова. К сожалению, мне не пришлось видеть предшествующих картин Формана, посему не могу сказать, какое место "Бал пожарных" занимает в его до-голливудском творчестве. Однако из мемуаров самого режиссера (в конце рецензии я приведу обширные цитаты из его книги "Круговорот", относящиеся к работе над этим фильмом) ясно, что лента переполнила чашу терпения властей, вследствие чего Форману пришлось эмигрировать.

Во всех ролях "Бала пожарных" заняты непрофессиональные исполнители, преимущественно из команды пожарных, которые, однако, выглядят не менее замечательно и реалистично, чем уроды из знаменитой коллекции Феллини. Вообще картина по эстетике безусловно феллиниевская, но нисколько оттого не вторичная. Более того, один из эпизодов - любовное свидание под праздничным столом (сам по себе эпизод тоже не оригинален, он варьирует тему, заданную, насколько помнится, еще в александровской "Волге-Волге") - так, похоже, понравился Феллини, что тот использовал его позднее в своей "Репетиции оркестра". Сегодня "Бал пожарных", как всякая классическая комедия, разобран критиками, почитателями и режиссерами на реплики и кадры, отголоски его легко различимы в творчестве, например, Кустурицы, равно как в самой формановской картине отчетливо слышны голоса предшественников и современников, скажем, Тарковского.

Пересказать эту историю столь же просто и в то же время совершенно невозможно, как и пересказать упомянутую "Репетицию оркестра". И то и другое - искусство кино, и то и другое - классические "серьезные" комедии, порождающие и хохот до слез и смех сквозь слезы. Если совсем коротко, дело вот в чем. Пожарная команда небольшого провинциального городка социалистической Чехословакии устраивает бал в честь 80-летия своего почетного члена и бывшего руководителя. По плану устроителей, сначала должен быть проведен конкурс красоты среди местных девушек, затем победительницы торжественно вручат старику ценный подарок. В ходе бала будет также проводится лотерея, призами послужат дешевые поделки, бижутерия и продукты питания. С самого начала мероприятия не задаются: призы потихоньку разворовываются самим же пожарными и членами их семей, девушки не хотят участвовать в конкурсе красоты, который к тому же никто из устроителей не знает, как проводить, присутствующие селяне быстро напиваются и т.д. В разгар нелепого, печального в сущности праздника в городе начинается пожар, оставляющий без крыши над головой несчастного старого горожанина, которому и решают большинством голосов отдать на вспомоществование лотерейные призы. Они же, увы, разворованы. Погорелец в грязном исподнем ложится спать прямо на улице, забираясь в единственную из всего его барахла спасенную кровать. После жаркой, огненной, нелепой, фанфаронной последней осенней ночи наступает холодное снежное утро. Довершает конфуз церемония вручения дождавшемуся юбиляру ценного подарка - бронзового топорика в красивом футляре. Поздравительную, по бездушию своему типичную для официальных церемоний в совковом пространстве речь держит новый глава пожарной команды, до боли похожий на Ю. Андропова. По окончании ее столь же "живое" слово произносит юбиляр, открывает футляр и не обнаруживает там подарка. Пустота есть символ слова и дела научного и ненаучного коммунизма. Пустота, непрофессионализм, пожар и нищета, поголовное воровство, страческое маразматическое сластолюбие, забитость страхолюдного населения - твое истинное лицо, партия.

Так мы жили, смеясь над самими собой, потому что после 1953 года оплакивать было уже нечего.

Жаль, что такие фильмы наши телеканалы показывают крайне редко, жаль потому, что слава Формана, успешно работающего по сию пору в Голливуде, известна молодому поколению, клюющему, кажется, в раздрае и пошлости новорусской жизни на лживые заигрывания всяческих новых леваков. А коль скоро имя Формана уважаемо племенем младым хотя бы понаслышке, значит, посмотри оно его старую картину, быть может, узнало бы истинную цену старым и новым революционерам, глядишь, и различило бы за сладкими улыбочками добрых дяденек из КПРФ унылый, но оттого не менее хищный оскал грядущих - не дай Бог! - андроповых.

Закончу этот отклик, как и обещал, цитатой из книги воспоминаний Милоша Формана "Круговорот" (М.: Вагриус, 1999. Серия "Мой ХХ век". С. 199 - 208).

"В пожарном отделении города Врхлабы служили добровольцы. В основном они работали на заводе. На танцы они пришли, чтобы хорошо провести время, и веселились от души. Они организовали конкурс красоты для своих дочек. Они провели лотерею. Они пили, и спорили с женами, и вообще были самими собой.

В воскресенье Папушек, Иван (Пассер. - В.Р.) и я только и говорили, что о бале. В понедельник наши впечатления переросли в предположения. Во вторник мы начали писать.

Сценарий как будто создавался сам. Если у нас появлялся какой-то вопрос, мы просто отправлялись во Врхлабы и все выясняли у пожарных. Мы нашли бар, где они пили пиво, играли в карты и в бильярд. Они признали нас и были с нами откровенны. Спустя шесть недель у нас был готов окончательный вариант фильма <...>

Среди актеров не было ни одного профессионала, и все наши пожарные-добровольцы работали полные смены на заводе. Они вставали в пять утра, отмечались на проходной в шесть, потом отмечались в два часа дня, приходили домой, ели, переодевались и шли на съемочную площадку. Мы начинали съемки в четыре часа дня и работали до десяти-одиннадцати ночи, каждый божий день, в течение семи немыслимых недель...

Никто из моих актеров не видел сценария. Я играл для пожарных каждую сцену, а потом, уже при работающей камере, предоставлял им полную свободу в выборе собственных слов и действий. Это не вносило особых изменений в структуру сценария, но все диалоги, ритмы, действия становились более естественными...

Когда я закончил монтаж, оказалось, что фильм идет 73 минуты, но это меня совершенно устраивало. Единственное, что меня волновало, - это предстоящий просмотр аппаратчиками от культуры. Большинство из них добилось высокого положения благодаря полному отсутствию чувства юмора, и я понимал, что им не понравится моя реалистическая комедия. Но я надеялся, что она понравится Понти и он сумеет добиться ее проката на Западе. В то время в Чехословакии голос твердой валюты уже заглушал голос Партии <...>

Во время <закрытого> первого просмотра в зале кто-то несколько раз хихикнул, когда заработал проектор, но потом все смолкло. Тишина снизошла на зал, окутала его, она все углублялась и наконец стала абсолютной. Фильм закончился, свет зажегся, Понти встал. Он кивнул мне, посмотрел по сторонам и пошел к выходу. Он ничего не сказал. Его приближенные со смущенными улыбками потянулись следом.

Потом я услышал, что Понти требует обратно свои 80 000 долларов. В качестве официальной причины этого он указывал нарушение условий контракта. Я даже не читал контракт, который дали мне на подпись люди из "Чехэкспортфильма", потому что моего английского на это не хватало. Мне велели поставить подпись на соответствующей пунктирной линии, и я это сделал. Теперь я узнал, что, согласно одной из статей контракта, Понти покупал у нас 75-минутный фильм. Мы же предоставили только 73 минуты; мы обокрали его на 2 минуты готовой продукции, так что контракт был недействителен и подлежал аннулированию.

Позже мне рассказали, что на самом деле не понравилось Понти. Он почувствовал в нашем фильме насмешку над "средним человеком", а это могло повредить его бизнесу. Не прошло и месяца, как коммунистические бюрократы выдвинули почти такое же обвинение против "Бала пожарных". Они утверждали, что я насмехался над рабочим классом, а это, разумеется, могло повредить их бизнесу. Итальянский миллионер и партийные аппаратчики относились с одинаковой фальшивой сентиментальностью к "среднему человеку", этой мифической ипостаси, придуманнной плохими философами и статистиками, потому что никто из них не имел представления о жизни и мыслях простого народа <...>

Первый публичный просмотр "Бала пожарных" должен был состояться во Врхлабах. Аппаратчики от культуры выбрали это место, рассчитывая, что население города сочтет себя осмеянным, когда увидит, в каком свете я представил их всех на экране. Они думали, что мои пожарные взбесятся, поэтому мне велели держаться подальше от Врхлаб в интересах моей личной безопасности.

На самом же деле врхлабские зрители от души хохотали во время просмотра. Когда началось обсуждение фильма, встал первый партийный секретарь и произнес свой заученный спич о том, как фильм оскорбляет рабочий класс. Он закончил, и руку поднял пан Новотный, один из пожарных, занятых в фильме, не имевший ничего общего с президентом страны...

Пожарный встал со своего места.

- Ну, не знаю, твоарищи, я правда не знаю. Я человек необразованный и речи произносить не умею, но я не знаю. Вы говорите, что это нас оскорбляет, может быть, это и так, но ведь все здесь помнят, как загорелся сарай, где Иржи держал коз? А мы все были в баре, пьяные? И как мы туда потом приехали, а брандспойты-то забыли? Помните? А потом еще пожарная машина на этом льду забуксовала? Помните, как у Иржи все козы сгорели? Черт побери, в этом самом фильме все не так плохо выглядит!

Зрители, а это были наши актеры, члены их семей и их соседи, стали аплодировать. Товарищ быстро поблагодарил аудиторию и закрыл обсуждение.

Аппаратчики опозорились потому, что забыли принять в расчет волшебную силу кино. Когда простые зрители Врхлаб увидели самих себя на серебристом экране, они внезапно почувствовали себя не пожарными, а актерами. Кино навсегда взяло их в плен, они вырвались за пределы своей жизни, и они не могли допустить, чтобы кто-нибудь попытался вернуть их обратно.

Предварительный просмотр во Врхлабах закончился полным провалом для партии, но аппаратчики без проблем настроили против фильма других пожарных... "Бал пожарных" был запрещен партией "на все времена". Это было в 1967 году.

"Все времена" никогда не длятся вечно... В январе 1968 года к власти в Праге пришел Александр Дубчек, и летом того же года "Бал пожарных" был выпущен на экраны по всей стране... Зрителям очень понравился фильм, и я был счастлив и горд этим.

В августе в Прагу вошли советские танки, фильм снова изъяли из проката и не показывали еще двадцать лет <...>

В Чехословакии 60-х годов сумма в 80 000 долларов была совершенно астрономической. В Госбанке было так мало твердой валюты, что чешским туристам, отправлявшимся на Запад, разрешалось покупать не более 20 долларов. Если бы "Баррандов" (чехословацкая киностудия. - В.Р.) вернул Понти его деньги, это значило бы полное разорение. Меня обвинили бы в нанесении "экономического ущерба государству", а это обвинение могло повлечь за собой приговор до 10 лет тюремного заключения...

Я полетел в Лондон и попросил о встрече с Понти, человеком, который держал в своих руках мою судьбу... Я рассказал Понти о том, что такое чешские тюрьмы, во что они превращают человека за несколько лет, что я никогда не выдержу этого испытания. Понти поднялся с места еще до того, как я закончил.

- Мой Бог, Милош! Я ничего об этом не знал! Мне и в голову не могло прийти! Конечно! Я обо всем позабочусь!

Я испытал такую благодарность, что был готов целовать ему руки. Я бросился к себе в отель и позвонил в Прагу:

- Все в порядке. Я только что виделся с Понти, и он больше не требует своих денег.

На следующее утро мне перезвонили из Праги:

- В чем дело? Что вы нам голову морочите? Мы только что говорили с господином Понти, он настаивает на соблюдении условий контракта.

Мне было приказано вернуться в течение пяти дней для "срочных консультаций". Нож гильотины мог упасть в любой момент. В отчаянии я отправился в Анси, французский городок, где проходил кинофестиваль, посвященный исключительно "новой волне" чешского кино. Я надеялся продаться кому-нибудь за 80 000 долларов... Я хватался за все соломинки, я рассказывал всем и каждому о своей беде, и вдруг я наткнулся на Клода Берри.

Наверное, это была судьба, потому что Берри сразу же решил, что он займется моей проблемой... Быстро договорился о просмотре "Бала пожарных" для Франсуа Трюффо и других режиссеров, продюсеров и любителей кино, имевших возможность собрать недостающую сумму <...>

Я не знаю, как это случилось, но они поняли все (копия, которую удалось вывезти их Чехословакии Ивану Пассеру, была без субтитров, и Форман как мог сам переводил для Трюффо и Берри во время этой демонстрации. - В.Р.). Спустя два дня Берри полетел в Прагу с 80 000 долларов и купил право показа моего запрещенного фильма за границей.

В конце концов "Бал пожарных" выбрали для закрытия Нью-Йоркского кинофестиваля... и он удостоился номинации на "Оскара". Клод Берри показывал его по всему миру. Этот фильм стал моей каравеллой в Америку".

Рецензия: В. Распопин